В.П.Любин (к.и.н., в.н.с. ИНИОН РАН, проф. МГЛУ)
В центре нашего внимания жестко противостоявшие друг другу в ХХ веке феномены социализма и национализма, их противопоставление традиционным религиям и отражение этого в научных исследованиях. Разумеется, тематика столь обширна, что придется ограничиться рассмотрением лишь одного из ее аспектов, вероятно, самого заметного в этом конфликте: взаимоотношения между фашизмом, национал-социализмом, советским коммунизмом и религиями, доминирующими в трех, переживших тоталитарные режимы европейских странах: России/СССР, Италии, Германии.
Социализм и национализм выступили на авансцену истории во всю свою мощь на рубеже XIX-XX веков после осужденного в XIX веке католической церковью либерализма и оказались идеологическими течениями, по сути дела, намного более несовместимыми с ее доктринами. Речь идет не только об идеологиях, но и их воплощениях на практике в виде трех названных, определивших профиль европейской истории ХХ века тоталитарных режимов. Уточним, что под традиционными, главными для трех стран религиями имеются в виду такие ветви христианства, как православная церковь в России/СССР, католическая церковь в Италии, протестантская и католическая церкви в Германии. Вероятно, следует также сделать оговорку, что существующее в Италии понятие социализм ассоциируется в первую очередь с «итальянским социализмом». Последнее связано с деятельностью итальянских социалистов как таковых, их главной политической силы ИСП, просуществовавшей чуть более ста лет, с 1892 по 1994 гг. (о роспуске партии было объявлено 12 ноября 1994 г. на ее последнем, 47-м съезде /1/). В России в это понятие вкладывается другое значение. Оно воспринимается как более широкое. В него одновременно входят оба итальянских понятия – «социализм» и «коммунизм», последнее в Италии отождествляется с деятельностью отколовшихся в 1921 г. от ИСП итальянских коммунистов и их партии - ИКП.
И национализм, и социализм являются феноменами, происхождение которых восходит во многом к Французской революции 1789 г. Следовательно, они насчитывают чуть более двух веков исторического времени, тогда как религии и прежде всего доминирующее в Европе и Америке христианство имеют за своей спиной два тысячелетия. Многие революции, происходившие в Европе XIX-XX веков под влиянием идей Великой Французской революции ХVIII века, носили антирелигиозный оттенок. Религии в либерально ориентированном общественном мнении при этом рассматривались как консервативный тормоз прогресса. Так относились к религиям те, кто считал себя социалистами, совершал «прогрессивные» социалистические или считавшиеся таковыми революции, вдохновляясь при этом атеистическими взглядами. Менее прояснено то, что совершавшие с точки зрения социалистов контрреволюции националисты, нередко тоже были настроены антирелигиозно. И социализм, и национализм по сути своей антилиберальны, но более того они явно, как в первом случае, и явно либо скрыто, как нередко бывало во втором, антирелигиозны. Поэтому в отличие от наших итальянских коллег, которые назвали бы их политическими религиями, мы склонны считать их скорее антирелигиями. Любопытен неизвестный нам ранее факт, приведенный в открывшем наш коллоквиум докладе «Политические религии ХХ века» профессором Витторио Страда: то, что в своей работе 1944 г. французский политолог Раймон Арон назвал их антирелигиями.
Но как бы мы их не называли – политические религии или антирелигии, что на деле является в известном смысле синонимами, взаимодействие новых идеологий и традиционных для народов Европы ветвей религии издавна находилось в центре внимания в европейской культуре. Полем идейной битвы в этом противопоставлении стала философия истории. В нынешней политической культуре стран европейско-американского ареала ощутимо идейное присутствие двух оказавших на нее в XIX – начале ХХ века неизгладимое воздействие великих мыслителей – К.Маркса и М.Вебера. В известном смысле их теории противопоставляются друг другу. Это и понятно, потому что живший в более позднем историческом времени Вебер, отталкиваясь от предложенной Марксом теории объяснения общественных явлений, не приемля и критикуя ее, но по сути дела отталкиваясь от нее, развил научные подходы в понимании данных общественных явлений далее, сумел дать убедительные новые объяснения.
В опубликованной в 1922 г. книге «Историзм и его проблемы» (книга полностью переведена на русский язык в 1994 г.) известный немецкий историк Эрнст Трёльч подчеркивал: «Философия истории так или иначе вышла в центр мировоззрения, оказывая сильнейшее воздействие. От Вольтера и Гердера до Гегеля и Конта идет непрерывное, все более богатое развитие. Сложность современной культуры, ее критическое отношение к христианству и античности, меняющаяся широта исторического горизонта и конкуренция исторических элементов культуры, революционные потрясения и опирающаяся на историю реакция – все это требовало истории и философии истории» /2/.
Л.Фейербах и К.Маркс, потом М.Вебер и его последователи развили философию истории каждый в своем направлении, продолжает Трёльч. Согласно Веберу, «греки и иные сторонники политеизма могли еще наивно поклоняться нескольким ценностям одновременно», но «прошедший через иудаизм и христианство европеец может поклоняться только одному богу ценности, выявляя его из отношений непреодолимой напряженности между ценностями. Для Вебера это национальная сила и национальное величие». На службу этой единственной недоказуемой ценности вступает тщательное познание истории, которое «открывает для настоящего решающее значение демократизированной, механизированной техники государственного управления во главе с цезаристскими по своей природе вождями. Такова его философия истории в ее соединении с этикой и теорией ценностей. Все остальное, в частности, все иррациональное и каждая стоящая за этим идея развития, с позитивной ясностью отвергается» /3/.
Для Маркса же «грядущий конец современной ему культуры не является закатом культуры вообще, но началом новой эпохи человечества, дальнейшим ростом приобретенной при капитализме производительности труда в соединении с равным участием всех в распределении ее результатов». Приводящий к этому «скачок» будет неизбежно мировой революцией. Маркс не сомневается, что она, «устранив невыносимые и неестественные отношения, явится истинным прогрессом и истинным счастьем каждого», - подчеркивает Трёльч /4/.
Одним из ведущих постулатов марксизма был, как известно, социалистический, пролетарский интернационализм. Для последователей Маркса, левых ХХ века, в частности, для А.Грамши, когда он рассуждает о дискуссии между Сталиным и Троцким в своих «Заметках о политике Макиавелли», «национальное» представляет собой точку отправления в движении к интернационализму /5/. И приверженцы социалистических идей, и националисты заводили речь об интернационализме, объединении сил своих сторонников. Понимали они, конечно же, этот интернационализм каждый по-своему.
Когда началась Первая мировая война, почти никто в Европе, где идеи социалистического интернационализма, казалось, пустили глубокие корни, не мог представить себе, что созданный для осуществления этих идей в практической жизни марксистский Второй Интернационал рухнет, как карточный домик, под ударами агрессивного национализма. В.И.Ленин в первый момент даже не поверил тому, что германские социал-демократы проголосовали в своем парламенте за военные кредиты, он счел это кайзеровской пропагандой. Интернационалист и догматик марксизма Г.В.Плеханов, как и многие социал-демократы других стран, стал оборонцем, занял позицию защиты отечества.
Уже тогда выявилось, что в период высшего напряжения на первом месте оказывается национализм, а положения о всеобщем братстве народов уступают место атавистическому, родовому понятию национальной принадлежности. Отвечая на упреки патриотов, Ленин в ряде статей призвал к поражению царской монархии как наименьшему злу для трудящихся масс всех народов России. В работе «О национальной гордости великороссов» он подчеркнул, что «долг революционных социал-демократов – не отдавать шовинистам исключительное право на национальную гордость, ибо сознательным пролетариям она не чужда». Но вместе с тем он призывал «не упиваться чувством национальной гордости» /6/.
События конца 80-х – начала 90-х годов ХХ века заставили вновь обратиться к вопросу о сущности социализма и национализма, равно как и их взаимоотношений с мировыми религиями. Многие ученые указывают на перекличку, взаимопритяжение и взаимоотталкивание феноменов национализма и социализма в ХХ веке. Известный итальянский историк Эннио Ди Нольфо в констатировал: «В 1989 г. после событий в Центральной Европе и при первых признаках кризиса СССР большая часть левых сил внезапно обнаружила, что пророчество о растворении нации, а следовательно, и национализма в океане социалистического интернационализма, оказалось нереализованным. Произошло обратное, нации возродились из тьмы прошлых времен, причем с огромной жизненной энергией и волей самоутверждения… Развитие событий заставляет поставить вопрос: почему не исполнилось это пророчество?» /7/.
По мнению видного немецкого исследователя Г.Моммзена, «нация и национальное государство остаются историческими формированиями и поэтому являются переходными и лишенными абсолютной необходимости; они занимают наиболее низкие ступени на лестнице политических ценностей. Рабочее движение Центральной Европы совершенно правильно боролось против концепции, согласно которой национальные идеи следует ставить наравне с идеями прогресса и социальной справедливости. Национализм, оказавшись в руках демагогов-популистов, демонстрирует теперь, как и в XIX веке, что он является опасным оружием против демократии и социального освобождения. Поэтому ему надо противиться всеми силами» /8/. «Ныне трудно говорить о судьбах социализма, - парирует это высказывание немецкого историка Ди Нольфо, - однако ясно, что только если социализму удается соединиться с идеей нации и поместить ее в концепцию интернационализма, идеи и политика социализма обретают конструктивный выход, а не превращаются в жизнерадостные утопии» /9/.
***
Попытка реализации такой жизнерадостной утопии была предпринята в России после захвата власти большевиками в 1917 г. Чем она закончилась, мы все знаем. Но последствия этой 74-летней истории ХХ века, правления одной единственной партии, а на самом деле лишь ее небольшой номенклатурной верхушки, претендовавшей на монопольное право на истину, чтобы исповедуемое ею вероучение могло быть самостоятельной политической религией или антирелигией, как бы ее не называть, ощущаются и, по-видимому, еще долго будут ощущаться во всех государствах, на которые в 1991 г. распался социалистический Советский Союз. По окончании Первой мировой войны сначала Италия, а затем Германия, страны с давними гуманистическими культурными традициями, отреагировали на катастрофические (для Германии) или неблагоприятные (для Италии) итоги войны созданием собственного «большевизма наоборот». Итальянский либеральный политик Ф.С.Нитти уже в 1923 г. назвал фашизм и большевизм двумя сторонами одной медали. Произошло ли это лишь потому, как утверждают сторонники модной научной теории, что именно эти страны нуждались в ускоренной экономической модернизации, проводимой при помощи жестких методов диктатуры одной политической силы? А разве в такой же модернизации в тот же исторический период не нуждались и другие страны, игравшие первостепенную роль в мировой экономике и политике? Как бы там ни было, «тридцатилетняя война ХХ столетия», длившаяся с 1914 по 1945 гг., позволила бурно расцвести феноменам национализма и социализма, как и своеобразному интернационализму сторонников идей этих двух направлений, которых принято относить соответственно к правому, либо левому политическому лагерю, чаще всего к их самым крайним флангам.
Последовавшие за Первой мировой войной социальные катаклизмы, как представлялось многим, открывали дорогу к победе социализма и социалистического интернационализма над национализмом. Однако, это была «победа» в кавычках, так как поначалу в 20-е – 30-е годы, а затем и в конце века национализм мощно заявил о себе на Европейском континенте. Его недавние новые проявления знаменовали собой кровавые конфликты, угрожали «балканизацией» Европе и всему остальному миру.
Оглядываясь на прошедший ХХ век, видный американский специалист по русской истории Ричард Пайпс заметил, что на ум приходят не огромные достижения данного столетия в науке, медицине, социальной сфере, а прежде всего заполонившая мир вездесущая сила ненависти – социальной, этнической, расовой, религиозной. «Эта ненависть, использованная рвавшимися к власти демагогами, позволила им установить деспотическую власть над сотнями миллионов людей и направить их силу на то, чтобы принести смерть и бедствия десяткам таких миллионов». По причинам, трудным для понимания, корни этого всепроникающего духа ненависти, лежат в конце XIX столетия, когда за фасадом безмятежности вызревали „семена“ деструктивности /10/. Добавим, что именно в конце XIX – начале ХХ века в общественном мнении начали быстро укрепляться позиции приверженцев двух противоположных, рассматриваемых здесь нами направлений: национализма и социализма.
Столетие с 1815 по 1914 гг. было временем, когда в Европе и Соединенных Штатах превалировало общественное спокойствие, сопровождавшееся устойчивой социальной мобильностью, пишет Пайпс. Гегемония западной цивилизации и западной мощи во всемирном масштабе казалась делом решенным. Но, начиная с 1914 г. мираж бесконечного прогресса стал рассеиваться, и мир стало поглощать некое пламя как в плане физическом, так и в плане духовном. Еще Достоевский предупреждал, что утрата веры в Бога выпустит на волю самые убийственные страсти. Ницше предрекал грядущий триумф нигилизма. Некоторые проницательные современники осознавали существование подобных тенденций. Так, в 1902 г. Анатоль Леруа-Болье в своих «Доктринах ненависти» отмечал, что социализм и его номинальные противоположности - национализм и антисемитизм возводят ненависть «до высот принципа», стремятся «хирургически» изолировать и уничтожить своих врагов.
Человеком, возбудившим эту жажду ко всеобщему уничтожению, которой суждено было сделаться главным признаком ХХ столетия, как считает Пайпс, был В.И.Ленин. Десятилетиями создаваемая по указке свыше агиография большевистского вождя в образе добросердечного отца, пекшегося лишь о благе для человечества, не выдержала испытания временем. После того, как в 1991 г. открылись российские архивы, обнаружились документы, свидетельствующие, что «Ленин был преисполнен ненависти с головы до пят – он был готов физически уничтожить любого, кто стоял на его пути» /11/. Сопротивление крестьянства насильственной реквизиции зерна летом 1918 г. повергло его в ярость, граничащую с патологией. Пайпс заостряет внимание на постоянных призывах Ленина физически уничтожать «кулаков». Это подстрекательство становится еще более ужасающим, замечает американский историк, потому что понятие «кулак» было столь расплывчатым, что под него подпадал каждый крестьянин, который противился советской политике реквизиций.
Политические выгоды использования ненависти стали очевидными и для других амбициозных диктаторов, включая А.Гитлера, который использовал негодование и обиды, вызванные в немецком народе поражением в Первой мировой войне, последовавшими за ней инфляцией и депрессией, растравив эти чувства до ярости, направленной против «мирового еврейства», мнимого виновника всего случившегося, пишет далее Пайпс. Гитлер постоянно твердил о евреях как о кровопийцах и других вредных паразитах. Когда человеческие существа низводятся до уровня паразитов, естественным способом избавиться от них становится уничтожение. После Второй мировой войны эта технология распространилась на Дальний Восток, прежде всего на Китай и Камбоджу, служа обоснованием убийств в этих странах бесчисленных миллионов людей. Во Франции недавно была издана "Черная книга коммунизма", в которой приводится цифра о жертвах коммунизма в России, где она, по данным авторов этой книги, составила 20 млн., тогда как во всем мире (страны Азии, Африки, Латинской Америки, Восточной Европы, это прежде всего Китай, Камбоджа, Северная Корея, Вьетнам, Афганистан и др.) около 100 млн. человек /12/.
Заметим, что приведенная цифра, равно, как и «гуляющая» по другим изданиям и сильно разящаяся с названной цифра - 60 млн., нуждается в проверке и подкреплении данными науки, а не рассуждениями околонаучной публицистики. Эти данные воспринимаются как один из самых «убойных» аргументов либерализма в обострившейся на рубеже веков бескомпромиссной борьбе с подчинившими себе в ХХ веке сознание миллионов идеологическими противниками – социализмом и национализмом. Никто не возьмется отрицать, что и сторонники навязывавшегося всему миру «социализма», и не менее них, приверженцы соединившего национализм и социализм в понятии «национал-социализм», собиравшимся перевернуть весь мир, не останавливались перед уничтожением миллионов своих врагов или лишь считавшихся таковыми в бредовом воображении их лидеров. Миллионы ни в чем не повинных людей сгинули в ХХ веке в «мясорубках» классовых или расовых, как и всех других того же рода чисток тоталитарных режимов и развязанных ими войн.
Но, смотря правде в глаза, и либерализму и его глашатаям следовало бы помнить, что, хотя это и предпринималось как ответ на агрессивные действия противника, взявшего либерализм и его демократические идеалы под свой прицел, рекордсменом по количеству убитых всего в несколько секунд людей (Хиросима и Нагасаки) стал в ХХ веке президент считающей себя оплотом демократии и либерализма Америки Трумен. (Этот аргумент привел А.В.Шубин, он тоже заслуживает внимания исследователей и его вполне можно предъявить тем, кто полагает, что вину за бедствия прошлого века, несут лишь одни, тогда как другие безгрешны). ХХ век оставил страшное наследие, которое все еще не до конца осмыслено. Виновных за происшедшее много, слишком много. И то, что немало их по сей день уверено в своей исторической правоте, требует, чтобы был создан иммунитет против подобных помутнений разума, вылившихся в уничтожение миллионов людей.
Возвращаясь к рассуждениям Пайпса, отметим, что он концентрирует внимание на методах террора и запугивания теми, кто пришел в России к власти в октябре 1917 г. Единственным способом, с помощью которого коммунисты могли править людьми, имевшими несчастье попасть под их господство, был террор, констатирует американский автор. В секретном меморандуме, адресованном Политбюро большевистской партии в марте 1922 г. (меморандум Пайпс цитирует по документам российского архива – РГАСПИ) Ленин настаивает на массовых казнях православных священников. При вождь большевиков ссылался на Макиавелли, который советовал ради осуществления политической цели пойти на ряд жестокостей. В России их, согласно Ленину, надо было осуществлять самым энергичным образом и в самый краткий срок, ибо «длительного применения жестокостей народные массы не выдержат» /13/. Трагическая история русской революции – такой, какой она в действительности была, а не такой, какой представлялась в воображении той части интеллигенции, которая видела в ней благородную попытку возвысить человечество – учит тому, что политическая власть не должна использоваться в идеологических целях, заключает американский историк /14/.
Пайпс не зря сосредоточивает внимание на трагических последствиях революции в России, вызванных террором как методом правления режима, установленного большевиками, приверженцами идей социализма. Из истории европейских революций известно, что к террору прибегали нередко, и не только коммунисты (социалисты крайне левого толка) и националисты в ХХ веке, но и их предшественники, утверждавшие свои идеалы с помощью сходных методов. Напомним, что и те, и другие считали себя революционерами, ниспровергателями старого, в том числе традиционных религий, мешавших самоутверждению новых, «революционных» антирелигий. История русской и других европейских революций, во многих из которых легко обнаруживаются следы национализма и социализма, всегда была одной из магистральных тем мировой историографии.
Почти забытый на Западе и широко издаваемый в последнее время в России немецко-американский исследователь Ойген Розеншток-Хюсси (1888-1973) в недавно опубликованной в Москве Библейско-богословским институтом св. Андрея внушительных размеров книге (646 страниц) «Великие революции. Автобиография западного человека» [правильнее ее было бы назвать, сказал мне один из переводчиков и автор предисловия к русскому изданию В.Махлин: «Из революции выходящий»] интерпретирует современную историю как единый 900-летний период. По мнению автора книги, он был начат «тотальной революцией» – революцией Римской католической церкви под властью папства против императорского, королевского, феодального господства. Бумеранг этой революции долетел до Европы XVI, XVII, XVIII веков, когда происходили новые революции, они имели последствия для всей Европы, привели к глубоким переменам. Автор ведет обратный отсчет исторического процесса с русской революции 1917 г., переходя к национальным революциям XVIII, XVII, XVI веков, чтобы выявить их общие корни в «Папской революции», Григорианской Реформации 1075-1122 годов.
Его интерпретация влияния этих перемен на последующие светские революции, каждая из которых была отчасти направлена против Римской католической церкви, как замечает В.Махлин, «призвана исправить марксистскую ошибку экономического детерминизма». Историография Розенштока-Хюсси подчеркивает целостный характер - политический, экономический, социальный, правовой, религиозный и т.д. - этих переворотов, которым (по крайней мере, одному из которых) каждая нация Запада обязана своим происхождением». Особая ценность книги, по мнению Махлина, состоит в том, что автор в ситуации мнимого торжества русской и мировой революции намечает перспективы выхода из этого тупика, дает «общую ориентацию постреволюционному сознанию, закомплексованному своим прошлым» /15/. «Розеншток-Хюсси поставил перед собой задачу, которую по-разному решали многие современные мыслители: сделать христианство «приемлемым» для скептического и самодовольного, покрытого коростой «научности» современного сознания», отмечается в помещенном в ряду других на суперобложке книги отзыве А.Пигалева.
Работа была закончена в США в 1938 г. (в 1933 г. автор эмигрировал из Германии в Америку). Сама мысль написать эту книгу возникла у Розенштока-Хюсси в 1917 г. на поле битвы под Верденом. Надломленному войной поколению надлежало «передать устойчивую память о пережитом своим детям», полагал автор /16/. Раскритиковав и националистов («Отныне человека больше не будет удовлетворять институциональная ограниченность одной нацией, чисто национальными формами и способами жизни» /17/), и социалистов («Эпоха тотальных революций прошла. Унифицированное общество, со множеством племенных различий и национальных типов будет лейт-мотивом предстоящих нам столетий. А покамест коммунизм и диктатура – ежедневная политическая реальность человечества, брошенного в послевоенный мир неподготовленным. Поскольку марксисты принадлежат к последнему поколению XIX столетия, то их заблуждения вышли на свет гораздо позднее, чем заблуждения их националистических предшественников. Мировая война опровергла и тех, и других. Наш общий опыт заставляет нас принять новую концепцию мировых революций» /18/), Розеншток-Хюсси подчеркивает, что цивилизованный человек в Европе и Америке является «продуктом революции, а не бессознательной эволюции». Не менее критически воспринимает он и современную ему церковь, особенно восточную ветвь христианства. Касаясь положения в восточноевропейских странах, находящихся под влиянием православия, Розеншток-Хюсси с позиций западного интеллектуала вскользь замечает: «Мертвая церковь и класс интеллектуалов, мыслящих по-иностранному, - вот проклятие стран, лежащих к востоку от римских и протестантских вероисповеданий. Один Бог знает, что любой из нас принужден был бы делать, когда оба источника вдохновения – религия и образование – уродуют тебя в одинаковой степени» /19/.
Весьма злободневно звучат на рубеже XX-XXI веков слова Розенштока–Хюсси о том, что «необходимость перемен ощущается сегодня всеми и повсеместно. Вся проблема, однако, в том, что мы должны измениться с честью». Последнее представляется ему «невероятно трудным». Человечество будет веровать в действие, пока люди остаются людьми и сохраняют надежду на какое-то свое подобие Богу. Новая фаза революции должна развязать деструктивные силы человечества. Будущее зависит от действий человека – его притязаний, его преступлений и агрессивных теорий. Революционные силы в будущем, возможно, будут использоваться так же бестрепетно, как рационально и бестрепетно использует человек в своих целях воду и огонь. Великие революции победили, потому что они достигали того, что было необходимо. В силу этого они вознесены над сатанинскими капризами тирании или анархии. Бог–человек–мир – таковы три вечных компонента духовной жизни.
Подводя итог своим «нестандартным» и незаурядным размышлениям о судьбах европейской культуры и европейских революциях, Розеншток-Хюсси отмечал: Каждая европейская нация исполнила свою тему в общей симфонии и выразила эту свою особую тему в общей драме на своем собственном языке. Относительный, не самодовлеющий характер лица и нормативов каждого народа означает конец Нового времени, с его секулярными революциями. Мировая война и ее прямое следствие – Русская революция - были последней тотальной революцией, внутренняя цель и смысл которой заключались в том, чтобы переплавить всех людей по одному образцу. Отныне душам людей должна быть открыта возможность доступа не к одному только национальному типу. Абсолютная власть каждого отдельного бога закончилась /20/.
Тем самым в этой философии отвергаются как националистические, так и социалистические подходы к переустройству общества, звучит призыв к новому европейскому интегрализму, т.е. объединению европейцев, продиктованному совместной историей. Автор призывает внимательно относиться к периодизации истории, признает, что она очень важна для любых последующих идейных конструкций, плодотворных размышлений об истории, настоящем и грядущем.
***
Попробуем внять его совету и схематично обозначить возвышающиеся над общим течением времени исторические рубежи, связанные с ними перемены в общественной материальной и духовной жизни. На историческом пути Европы ХХ века резко выделяются такие вехи, как Первая мировая война 1914-1918 гг., инициировавшая многие последующие процессы, революция в России 1917 г. с ее последующим перерастанием в гражданскую войну, формально закончившуюся еще при правлении Ленина, а на самом деле имевшей долгую инерцию в период сталинского режима, приход к власти в 1922 г. Муссолини и двадцатилетие правления фашизма в Италии, приход к власти в 1933 г. Гитлера и жесточайший нацистский режим 1933-1945 гг., гражданская война в Испании 1936-1939 гг., Вторая мировая война 1939-1945 гг., итоги которой сохраняли продолжительное воздействие на последующий мир, созданный после нее, сохранявшийся весь период «холодной войны» между двумя мировыми блоками послевоенный «ялтинско-потсдамский» миропорядок. Просуществовавшие четыре десятилетия в рамках этого мирового разделения, начиная со второй половины 1940-х годов, коммунистические режимы советского типа в странах Центрально-Восточной Европы (ЦВЕ) придали новое измерение этому миропорядку. Для защиты военно-политических интересов США и его западноевропейских союзников сразу после войны был создан блок НАТО, по сей день играющий первостепенную роль в международной политике. Для защиты своих экономических интересов западноевропейцы начали процесс таможенной и экономической интеграции, создав в 1957 г. ЕЭС. Ныне, когда в это объединение входят 25 стран Западной и Центрально-Восточной Европы, Европейский союз выступает и в качестве определяющей европейское равновесие политический силы.
После того, как бастионы национализма на Западе: итальянский фашизм и германский национал-социализм были повержены, там восторжествовали либерально-демократические ценности. После войны происходило ускоренное развитие основывавших свою жизнь на данных ценностях стран Запада и связанного с ним ареала (например, Японии и ряда стран Юго-Восточной Азии). Процессы развития охватывали не только экономическую, но и идейно-культурную сферу. Заметные последствия вызвал молодежный бунт 1968 г. и привнесенные им в западное общество нововведения, определившие его последующее духовное развитие. Казалось, этот бунт окончательно добил национализм и связанные с ним крайне правые политические интенции. Одним из следствий культурных перемен после молодежной революции 1968 г. стал ускоряющийся процесс секуляризации в промышленно развитых странах Запада. Он означал отход от церкви и религиозных традиций широких масс населения, ранее не мысливших свою жизнь без принадлежности к той или иной доминировавшей ветви религии христианства.
Деградация религиозных ценностей в общественном сознании вела к духовному кризису, но и не только к нему. Кризис имел ощутимые материальные последствия. Зашатались устои такой опоры любого общества, как традиционная семья. Это привело к спаду рождаемости, демографическому кризису. Его последствия в завершивших индустриализацию промышленно развитых странах как Запада, так и Востока Европы, стали особенно ощутимы в настоящее время, когда пустующие рабочие места все чаще занимают миллионы мигрантов, выходцев из пока не затронутых подобным демографическим кризисом стран исламского мира. Но они люди совершенно иной, не совпадающей с европейской и христианской, культуры.
Вместе с тем в западноевропейских странах социализм на послевоенном этапе стал более привлекательным как идейное течение. Набрала силу и нередко находилась долгие периоды у власти социал-демократия, в отличие от коммунистов, стоявших за скорое революционное преобразование общества, предлагавшая рецепты постепенного реформирования в пользу трудящихся масс. Левые течения христианско-демократических партий выступали также за социальное реформаторство в том же направлении. Результатом подобной политики было то, что чересчур заботливая рука выстроенного социал-демократами совместно с их партнерами-конкурентами христианскими демократами социального государства создавала массу привыкших к социальным благам иждивенцев. Под влиянием выравнивания социальных позиций различных слоев населения в странах социализма, капитализм, стремившийся не утерять свойственной ему динамики развития, в поисках поддержания социального мира был вынужден проводить свою небезуспешную социальную политику, подтягивать до среднего уровень благосостояния ранее бедных и обездоленных слоев населения. В условиях существующей в западных странах демократии через свои организации – профсоюзы и партии – трудящиеся классы добивались все больших социальных уступок в свою пользу. Теперь уже не было пролетаризации масс, бывшие низшие классы общества по уровню доходов, образованности, культуры все более переходили на ступень так называемого среднего класса или средних слоев, объявленных западными обществоведами становым хребтом современных демократий. На Западе существенно улучшилось качество жизни. Но в современной жизни западных стран одним из характерных направлений развития, особенно после падения в 1989-1991 гг. коммунистических режимов, стал набирающий все большую скорость демонтаж достижений социального государства. Оправдывается все тем, что экономика не в состоянии выдержать перегрузок и поэтому раздачу социальных благ приходится прекратить. При этом совершенно безразлично, кто находится у власти – социал-демократы, либералы или христианские демократы (три главенствующих политических направления послевоенной Западной Европы), все они в последнее время сознательно осуществляют этот демонтаж.
Социализм, социалистические идеи, по крайней мере, формально восторжествовали на Востоке Европы. Попавшие под влияние Советского Союза страны развивалась после войны по собственной траектории. Понятия демократия и социализм приходили в ярко выраженное противоречие с установившимися в восточноевропейских странах по сути дела авторитарными режимами. Против этих режимов не раз поднимались восстания: в ГДР в 1953 г., в Венгрии в 1956 г., единичные антиправительственные выступления в Польше охватывали период от 50-х до 80-х годов, в 1968 г. была разгромлена попытка реформаторства, предпринятая руководством Чехословакии. «Пражская весна» перешла в затяжную зиму не только в ЧССР, но и во всем так называемом социалистическом лагере. В репрессивных, устрашающих акциях по подавлению попыток что-либо переменить участвовали вооруженные силы СССР и его союзников по созданному в 1955 г. в ответ на образование НАТО Варшавскому договору.
Уже в 60-е – 70-е годы, когда Запад начал проводить структурные реформы экономики, на Востоке Европы в условиях зажатости свободной инициативы и свободных рыночных отношений все более обнаруживалась экономическое, социальное, культурное отставание. Оказались неудачными попытки реформирования огосударствленной экономики и застывших форм социального государства. Они были невозможны в условиях, когда забиравшая себе все больше власти и награждавшая сама себя все большими привилегиями правившая партийная (вернее было бы сказать: однопартийная) бюрократия фактически противопоставила себя народным массам. Она боялась в результате реформ утратить свои привилегированные позиции и поэтому до последнего им сопротивлялась. Это нежелание вступало в противоречие со стремлением постепенно укреплявшего свои позиции в недрах управлявшихся коммунистическими партиями режимов среднего слоя к улучшению своего качества жизни, желания обрести его на том же уровне, какой существовал к этому времени на Западе. Начатая М.С.Горбачевым с целью осовременивания, реформирования советского режима перестройка в СССР возымела непосредственное воздействие в странах ЦВЕ, переставшие опасаться введения советских танков люди вышли на улицы и площади, протестуя против правивших режимов. Так, в 1989-1991 гг., в социалистических странах ЦВЕ произошли бескровные «бархатные» революции. Они привели восточноевропейские коммунистические режимы к краху (что означало, по мнению некоторых либерально настроенных западных ученых, «конец истории»). Освободившиеся от этих режимов государства вступили в период трансформации. Произошел по существу возврат к ценностям западного мира, это сопровождалось вхождением стран бывшего восточного блока и бывших советских прибалтийских республик в евроатлантические военные (НАТО) и западноевропейские политико-экономические (ЕС) структуры.
Довершили этот «короткий век», с 1914 по 1991 гг., развал Советского Союза и образование новой геополитической картины мира на пространстве Евразии. Восточноевропейские страны, включая и страны бывшего СССР, хотя это и неохотно признается политиками, ведущими их по этому пути, начали с энтузиазмом созидать капитализм, т.е. повторять то, что проделали в предыдущий период западные страны, не обращая внимания на то, что западный опыт имеет и немало отрицательных сторон. Этот возврат к капитализму, разгосударствление и приватизация в традиционно небогатых восточноевропейских странах обернулись серьезными социальными издержками, ростом массового недовольства, социальной ненависти обездоленного и нещадно эксплуатируемого большинства против преуспевшего в создавшихся условиях узкого слоя нуворишей. Призывы найти некий третий путь, звучавшие, кстати, и не только со стороны бывших и нынешних приверженцев социализма или национализма, но и от некоторых крупных религиозных деятелей, не нашли понимания в современном обществе.
В условиях крупнейших исторических перемен и духовного смятения в обществе на рубеже ХХ-ХХI веков религии, в их числе католицизм на Западе, и не менее него православие, по крайней мере, в России, пережили свой Ренессанс. Тем самым в известном смысле христианские церкви взяли реванш над социализмом и национализмом (надолго ли такое положение сохранится – другой вопрос). В 2000 г. христианские церкви отметили двухтысячелетний юбилей существования своей религии. Особую активность при этом проявила римско-католическая церковь, которой при продолжительном понтификате первого в истории папы-славянина (1978-2005 гг.), не в последнюю очередь благодаря его подвижнической деятельности, удалось существенно усилить ослабленные прежде собственные позиции во всех частях света. На похороны недавно скончавшегося Римского Папы Иоанна Павла II в Рим 8 апреля 2005 г. съехались 4 млн. людей, по большей части из стран Европы. Это показывает, что значительная часть населения европейских стран, многие из которых в ХХ веке находились под ощутимым влиянием идей социализма или национализма, остается приверженным традиционным двухтысячелетним ценностям христианства, а не ценностям жестко соперничавших с религией политических идеологий. Взял реванш над своими противниками и доказавший свою живучесть в условиях современного общества либерализм (тот же вопрос: надолго ли?), который относил социализм и национализм к числу своих главных противников.
***
Размышления над негативными сторонами истории ХХ века, их научно выверенный анализ (приближается очередной юбилей со дня окончания самой кровавой в истории человечества Второй мировой войны, и его готовятся широко отметить в России), теперь составляют одно из главных направлений исследований российских общественных наук. Господствовавшая в СССР марксистская историография (глубокие корни пустила она и в Италии) избегала во всей широте и остроте ставить вопрос о соотношении и противоборстве национализма и социализма. Исключением были, пожалуй, лишь работы Б.Р.Лопухова об итальянском фашизме /21/.
Концепции, развивавшиеся в западной науке (а она также испытала на себе влияние марксизма и марксистской методологии, но, разумеется, не только его, ощутимо и влияние веберианства, как и других методов), давали этим феноменам разнообразное истолкование. Часто отсутствовали историософский подход, масштабное отражение картины событий, многие исследователи были «зациклены» на национальном историческом развитии. Мало кто, за редким исключением, как, например, в случае ставшего своего рода классиком в изучении феномена фашизма немецкого историка Эрнста Нольте, пытался выйти на широкую международную панораму. Предложенные Нольте и его последователями толкование этого периода как «эпохи фашизма» или «европейской гражданской войны» /22/, в которой противоборствовали большевизм и возникший как ответ на него фашизм, встречались в штыки в Германии («спор историков») и других странах приверженцами других историософских направлений, в том числе того же марксизма. Нольте, считающий именно идеологии основой тоталитарных режимов /23/, выступал скорее в роли философа, в духе немецкой традиции философии истории, о которой рассуждал цитировавшийся нами Трёльч, а не историка, тщательно перерабатывающего для своих выводов массу источников, неопубликованных архивных документов.
Отличительную черту перед собственным истолкованием и концепцией Нольте провели и, казалось бы, на первый взгляд его сторонники в итальянской исторической и философской науке – философ католического направления Аугусто Дель Ноче и названный так же, как и Нольте, историком-«ревизионистом» Ренцо Де Феличе, автор многотомной биографии Муссолини и других известных трудов об итальянском фашизме. Дель Ноче пришел к выводу о несопоставимости различных форм тоталитаризма, Де Феличе настаивал на принадлежности итальянского фашизма к левому тоталитаризму (этот тезис разделял и Дель Ноче) и тем самым на его заметном отличии от правого тоталитаризма, каковым он считал нацизм. Де Феличе, по праву считавшийся историком номер один в разработке тематики итальянского фашизма, в целом внес заметнейший вклад в итальянскую и мировую историографию /24/. Итальянский исследователь был прирожденным историком-профессионалом, свои умозаключения он стремился подтверждать историческими источниками, свидетельствами эпохи. Его труды вызвали в Италии не прекращающуюся дискуссию о сущности итальянского фашизма и его отличиях от режимов тоталитарного склада, существовавших в других европейских странах /25/.
Оригинальные взгляды в ходе нового витка этих дискуссий высказаны в недавно опубликованной крупной работе «Республика и ее прошлое» /26/ ее автором, итальянским историком Пьером Джорджо Дзунино. Учитывая, что книга стала заметным «прорывом» в нынешней итальянской историографии фашизма, приведем здесь некоторые из высказанных автором идей. Установление той истины, что ответственность за «тоталитарные катастрофы» лежит на более широком спектре социальных сил, чем это представлялось ранее, вызвало со стороны ряда итальянских историков желание приуменьшить вину предпринимательской и финансовой буржуазии за приход к власти и существование фашизма, отмечает Дзуннино. В предложенной Фюре в конце прошлого века парадигме, напоминает он, этот подход обрел завершенность, вобрав в себя интерпретации Нольте, рассматривавшего идеологии как «несущую ось истории ХХ в.» /27/.
Такого рода подход, по мнению Дзунино, приводил к затушевыванию динамики отношений между классами, которая характеризовала европейские общества, начиная с Первой мировой войны. В этой перспективе фашизм и национал-социализм тесно привязывались к большевизму, и первые два феномена выставлялись как производно-зависимые от последнего. В таком свете ответственность «национальных истеблишментов» за происходившее была представлена как неизбежная самозащита от всех европейских зол, будь то большевистская революция, коммунизм, социализм или иного рода радикализм. Хотя историкам пришлось признать, что и широкие народные массы, а не только, как считалось ранее, господствующие слои, были заражены мифами национализма.
В 70-е – 80-е годы, когда стала ощущаться потребность более взвешенного анализа фашистского режима, была открыта новая глава историографии, продолжает Дзуннино. Центр тяжести переносился на историю идей, мифов, явлений культуры во времена тоталитаризма. Один из представителей этого историографического течения Эмилио Джентиле подчеркивал, что при правых диктаторских режимах происходила «сакрализация» политики. (Отметим в скобках, что именно тогда становился все более употребительным широко применяемый, связанный с этой концепцией сакрализации политики термин «политические религии»).
К данному выводу пришли в поисках объяснения, почему фашистские диктатуры имели столь продолжительный срок жизни и обладали широкой поддержкой в обществе. Без изучения идеологической гегемонии и воздействия на население, осуществлявшегося правящими классами при фашистской и нацисткой диктатуре, невозможно было ответить на вопрос, почему нацизм и фашизм были столь консолидированными, а также почему эта консолидация объяснялась в первую очередь недостаточностью, а во вторую, - слабостью и разобщенностью оппозиционных течений, их неспособностью противостоять режиму. Подчеркивалось, что в результате эти режимы потерпели поражение не из-за внутреннего противодействия, а из-за внешнего воздействия и собственных ошибок, которые привели к крушению в результате проигранной войны.
Исследователи показали, что среди сторонников фашизма во время его правления оказалось немало тех, кто пришел из рядов левых. Под этим углом зрения возникли иные представления о поддержке массами, консенсусе и устойчивости режимов. Фашизм действительно потерпел крах исключительно из-за катастрофической серии военных поражений, а не из-за оказанного ему внутри страны сопротивления. Благодаря этим новым подходам историографии «национал-фашистские тоталитаризмы» были представлены в новом свете. Причем речь шла не только о режимах, установленных в Италии и Германии, но и, например, об антидемократическом режиме Виши во Франции. Новым моментом стала констатация, что в фашизме присутствовала социальная составляющая, а нередко и антикапиталистические черты. Все это не могло не привести к «ревизионизму», переоценке сложившихся ранее в историографии концепций, заключает Дзуннино.
Разработанная в середине ХХ века концепция тоталитаризма (свою лепту в ее развитие внесли Х.Арендт, К.Фридрих, З.Бжезинский, К.Поппер, Р.Арон и др.) подвергается все большей критике в современной науке. Хотя интерес к ее практическому применению в условиях всемирного «крестового похода» против терроризма, возглавленного США, в том, что касается противодействия нынешним тоталитарного духа сектам, не иссякает. Доходит до того, что, как справедливо отмечает российская исследовательница Т.П.Нестерова, возник уже своеобразный феномен антилиберального антитоталитаризма, «напоминающего борьбу с ересями в раннехристианской церкви или взаимное неприятие» нацизма и большевизма. В качестве иллюстративного примера она приводит изданную в 2003 г. по-русски упоминавшимся нами Библейско-богословским институтом св. Апостола Андрея книгу украинско-канадского автора Д.Поспеловского «Тоталитаризм и вероисповедание». Разделяя в целом концепцию тоталитаризма и придавая ей некоторые новые оттенки, автор этого труда выступает с позиций православия резко против тоталитаризма. Прежде всего потому, что тоталитаризм, как ему представляется, несовместим с верой в Бога, с христианской религией. В этом Поспеловский вполне справедлив, замечает Т.П.Нестерова, истинный тоталитаризм есть по сути дела религия, опирающаяся на веру, и, как и любая религия, стремится устранить конкурентов из общественного сознания /28/. С этим выводом трудно не согласиться.
***
Можно было бы долго говорить о фактологической стороне событий и нюансах взаимоотношений всех трех тоталитарных режимов с главными религиями своих стран. Как подчеркнул в вышедшей в 2002 г. книге «Фашизм: История и интерпретации» известный итальянский исследователь фашизма Эмилио Джентиле, «аспекты большевизма и нацизма в качестве политических религий уже изучались, тогда как рассмотрение фашизма в этой перспективе исследователи долго игнорировали» /29/. Теме «Фашизм как политическая религия» автор посвятил одну из глав, девятую, своего исследования. «Фашизм и нацизм дали решающий импульс сакрализации политики в западной цивилизации, но демократия, социализм и коммунизм также внесли вклад в рождение новых секулярных культов», - совершенно справедливо заключает Джентиле /30/.
Далее мы ограничимся лишь тем, что сошлемся на работы в первую очередь на русском языке, в которых вопросы сосуществования фашизма и итальянской католической церкви прояснены с достаточной полнотой. В этом ряду одно из первых мест принадлежит недавно опубликованному исследованию Е.С.Токаревой «Фашизм, церковь и католическое движение в Италии, 1922-1943 гг.». В нем всесторонне раскрыта тематика взаимоотношений итальянского «католического мира» с фашизмом. Итальянский католицизм стал главным препятствием на пути полной фашизации общества, подчеркивает автор /31/. Вместе с тем, как отмечается в книге, Папа Пий XI предостерегал легковерных людей от контактов с «развращенным коммунизмом». Тем самым он рассчитывал приостановить наметившуюся с середины 30-х годов ХХ века тенденцию к сотрудничеству коммунистов и католиков в Европе /32/. Е.С.Токарева продолжила разрабатывать эту тематику в защищенной в 2002 г. докторской диссертации «Церковь и фашистский режим: Феномен Италии, 1922-1943 гг.». Она справедливо подчеркнула, что в условиях возрождения тоталитарной идеологии в разных местах земного шара ответ на вопрос о соотнесении христианских ценностей с теорией и практикой тоталитаризма не является праздным теоретизированием /33/. Автономное существование католических организаций в период фашизма, их налаженные связи с массами позволили воссоздать в 1943 г. Христианско-демократическую партию. ХДП удалось обрести лидерство в политической жизни Италии /34/. Следует добавить, что именно это лидерство повлияло на саму суть восстановленной после войны итальянской демократии и на протяжении полувека определяло профиль итальянского общества.
Что касается Германии, то существует великое множество трудов, раскрывающих исследуемую тематику, по некоторым подсчетам их на настоящее время насчитывается более двадцати тысяч /35/. Недавно нам пришлось кратко суммировать взгляды немецких и других историков в статье «Национал-социализм» для очередного тома выходящей в Москве Католической энциклопедии. Акцент делался прежде всего на взаимоотношения нацизма с католической церковью Германии (приводим далее сказанное в той статье).
Не менее важными были и взаимоотношения нацистов с протестантской церковью, так же жестко противившейся преступным действиям нацистского режима, за что многие ее представители подвергались преследованиям и свирепым расправам. Под воздействием нацистской пропаганды в евангелической церкви ширилось движение «немецких христиан», ориентированных на идеологию народности и принцип фюрерства. Но против них выступила сформировавшаяся на Бармском синоде 1934 г. «исповедальная церковь» протестантов, которая обладала заметным влиянием и, несмотря на притеснения и аресты ее членов, противостояла нацизму. Гитлеровский режим поначалу вызывал симпатии у католического духовенства, прежде всего после заключения 20 июля 1933 г., всего несколько месяцев спустя после прихода к власти нацистов, имперского конкордата с Ватиканом. Но и католическое духовенство, особенно когда стали известны планы национал-социалистов относительно эвтаназии, стало оказывать сопротивление нацистам /36/.
Определяющим в идеологии национал-социалистов было стремление объединить немцев в пределах "Великой Германии". С их точки зрения, стране следовало избавиться от кабальных условий послевоенных договоров и получить свои колониальные владения. Нацисты выступали за создание более тесного сообщества всех граждан (Volksgemeinschaft), из которого, однако, исключались не германские элементы, в первую очередь евреи. Провозглашалась поддержка средних слоев в промышленности и торговле, задавленных налогами и долгами сельских хозяев. Развивалась многосторонняя деятельность по физическому и идейному воспитанию населения. Нацисты признавали "позитивное" христианство и отвергали особые конфессии, "потенциально вредные" для безопасности государства и "обычаев германской расы". Все это должно было способствовать созданию в третьем рейхе сильной центральной власти. Наряду с антисемитскими в программе нацистов содержались антилиберальные и антисоциалистические выпады.
Приговоренный к тюремному заключению после участия в закончившемся провалом мюнхенском путче 1923 г. Гитлер в тюремной камере завершил работу над книгой "Моя борьба" ("Mein Kampf"), которая стала идеологическим манифестом национал-социализма. В подготовке нацистских кадров наряду с "Майн кампф" использовалась книга А.Розенберга "Миф ХХ столетия". Творения нацистских вождей были проникнуты расовой идеологией, в них воспевались достоинства арийской, германской расы и выдвигалось требование завоевания "жизненного пространства" для немецкого народа. В центре гитлеровского "мировоззрения" в отношении христианства лежало не раз высказывавшееся убеждение, что апостол Павел, будучи евреем, жаждал власти и потому исказил идеологию раннего христианства, отдав преимущество малым расам и не предоставив естественное право господства более сильным. А поскольку историческое христианство в основе своей идентично коммунизму, национал-социализм, согласно определению секретаря нацистской партии М.Бормана, являлся "полностью антиеврейским, т.е. антикоммунистическим, т.е. антихристианским".
Несмотря на заключение в 1933 г. конкордата, у истоков которого стояли госсекретарь, кардинал Э.Пачелли (будущий Папа Пий XII) и Ф.фон Папен и по которому католическая церковь в Германии, сохраняя религиозные свободы, теряла право на участие в политической жизни, отношения между нацистским режимом и Ватиканом оставались напряженными. (Напомним, что незадолго до этого, в 1929 г. конкордат, так называемые Латеранские соглашения, был заключен и между фашистской Италией и Ватиканом, их отношения тоже не отличались гладкостью). Нацисты стремились всячески подорвать престиж церкви, организуя многочисленные процессы против священников. На это растущее подавление религиозной жизни Папа Пий XI отреагировал энцикликой "Mit brennender Sorge" (14 марта 1937 г.) /?*/.
Католическая церковь в Германии была оппозиционной силой, оказывавшей сопротивление нацистской диктатуре. Католические священники выражали свое несогласие и с принятым 11 июля 1933 г. законом, по которому нацисты попытались, исходя из ее национальной принадлежности, полностью поставить себе на службу протестантскую церковь. Точкой совпадения взглядов нацистского Берлина и Ватикана была борьба против большевизма. Отказ католического руководства осудить нападение нацистской Германии на СССР, как и его молчание по поводу преследований и уничтожения евреев, холокоста, остаются одними из наиболее дискутируемых вопросов историографии.
Развязав Вторую мировую войну, нацисты привели страну к катастрофе. В 1945 г. нацистский режим был уничтожен занявшими страну войсками союзников по антигитлеровской коалиции, иными словами, внешними силами. На его обломках западные немцы начали постепенно, выдавливая из себя ядовитое наследие нацистского прошлого, строить новую, демократическую Германию. Объединение в 1990 г. западной и восточной частей страны одновременно означало и устранение сохранявшегося в послевоенные десятилетия конфликта между атеистическим, социалистическим режимом ГДР и двумя ведущими немецкими церквями: католической и евангелической, протестантской.
С помощью союзных войск Англии и США и благодаря поистине героическим усилиям участников Сопротивления внутри страны был окончательно разгромлен в 1945 г. и итальянский фашизм. После совместной победы этих сил над фашизмом в Италии началось восстановление демократии.
Что же касается противостояния большевистского советского режима и православной церкви, то именно в СССР церковь и верующие подверглись наибольшим среди всех тоталитарных стран преследованиям. С недавних пор в России начали и продолжают выходить работы на эту тему. Лучше всех об этом ужасающем по своим плодам противоборстве традиционной для России религии православия и новой политической антирелигии ХХ века сказал нынешний патриарх Российской Православной Церкви (РПЦ) Алексий II. «Две революции и гражданская война, многократно усугубив разделения в народе России, принесли ему невиданные прежде страдания. … Желание большевиков властвовать в России безраздельно не могло не встретить противодействия со стороны других общественных сил. В обстановке начавшегося насилия активизировались различные криминальные сообщества, которые – иногда под идеологическим прикрытием, а иногда и без такового – грабили и убивали мирных жителей. На рубеже 20-х и 30-х годов в стране, еще далеко не оправившейся от потрясений гражданской войны, начался новый этап политики репрессий и беззакония. Продолжилось уничтожение миллионов граждан нашего Отечества – теперь уже не на полях сражений, а в тюрьмах, лагерях и застенках. Тяжелейшим гонениям в период от Октябрьской революции до Великой Отечественной войны подверглась Русская Православная Церковь. Были закрыты и разрушены большинство храмов и практически все монастыри, прекратили деятельность духовные школы, церковные просветительные и благотворительные учреждения. Десятки тысяч иерархов, пастырей, монашествующих, сотни тысяч активных мирян оказались в узах и горьких работах, многие были казнены или замучены. Время, названное историками «трагедией Русской Церкви», одновременно стало и временем ее величия: Церковь, искони утверждающаяся кровью мучеников, явила Богу сонм святых, которые засвидетельствовали веру страданиями и тем самым заложили основу будущего духовного возрождения» /37/.
Не следует забывать, что наряду с православной церковью не меньшим гонениям подвергались в условиях большевистского режима и другие традиционные для народов России/СССР всемирные религии: ислам, буддизм, иудаизм, да и тот же католицизм (столь же негативным было отношение режима к отклонившимся от основных, магистральных религиозных направлений протестным «сектам» – баптистам и т.д.). Ныне они возрождены и вместе с православной церковью играют заметную роль в жизни российского общества. «Сегодня всем хорошо известно, сколь активно продолжается церковное возрождение», - подчеркнул в той же статье патриарх Алексий II. По его мнению, «важнейшей задачей определения нашей страной вектора своего развития в XXI веке становится обретение ею должного места в Европе, Евразии и мире». Времена самоизоляции прошли, да она и невозможна в условиях стремительно глобализирующегося мира. Глобализация на первых порах становится вызовом национальным культурам, но вскоре становится ясным, что любой народ, имеющий что сказать миру, начинает говорить более громко и явственно, чем до наступления новой информационной эпохи. «Россия никогда не ограничивала своей исторической миссии узконациональными рамками. И то, что мир становится более открытым, создает для нее новые измерения и новые возможности» /38/, - заключает Алексий II.
***
Итак, вопросы поставлены, поиски ответа продолжаются. Важно услышать мнения представителей научного сообщества тех европейских стран, которые и явили в ХХ веке феномен наиболее уродливого соединения «социализма с идеей нации», образовавший гремучую смесь фашизма и нацизма (национал-социализма). В настоящий момент две рассмотренные антирелигии прошлого века: социализм и национализм представляются идеологиями, потерпевшими сокрушительное поражение. Но почва для их возможных дальнейших проявлений в обществе отнюдь не иссякла.
Существующее и углубляющееся в современном, с нарастающим ускорением глобализирующемся мире неравенство, по-видимому, сулит долгую жизнь национальным, как и социальным конфликтам. Тем самым, национализм и социализм в качестве боевых идеологий тех, кто будет стремиться к новому развязыванию разного рода конфликтов, не сойдут с исторической сцены. Удастся ли традиционным религиям (равно как и другому триумфатору – либерализму) удержать планку достигнутой к концу ХХ века высоты и сдержать перерастание разразившихся в мире по окончании биполярного противостояния «мириад гражданских войн» /39/ (термин немецкого ученого Х.М.Энценсбергера) в опустошительный всеобщий мировой конфликт – вопрос, от ответа на который в буквальном смысле зависят жизнь и будущее человечества.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. La storia d’Italia. Dalla fine degli anni ’80 a oggi. Vol.24. – Novara, 2005. – P.141.
2. Трёльч Э. Историзм и его проблемы. – М., 1994. – С.24.
4. Там же. – С.294.
5. Грамши А. Избранные произведения в 3-х тт. Т.3. Тюремные тетради. – М., 1959. – С.235.
6. Шарапов Ю.П. Вопреки гуманизму. О национализме и шовинизме // Россия на рубеже XXI века: Оглядываясь на век минувший. – М., 2000. – С.317-318.
7. Socialismo e nazione. La cultura democratica e socialista fino alla prima querra mondiale // Annali della Fondazione Brodolini (Milano). - P.Lacaita ed.: Manduria-Bari-Roma, 1994. – P.7.
8. Ibid., P.154.
9. Ibid. – P. 9.
10. Пайпс Р. Мое прощание с ХХ столетием // Россия на рубеже XXI века: Оглядываясь на век минувший. – М., 2000. – С.173.
11. Там же. – С.174.
12. Куртуа С., Верт Н. и др. Черная книга коммунизма. Преступления, террор, репрессии. М., 2001.
13. Пайпс Р. Указ. соч. – С.182.
14. Там же. – С.182-183.
15. Махлин В. Предисловие к книге: Розеншток-Хюсси О. Великие революции. Автобиография западного человека. – М., 2002. – С.VIII-X. Английское название наиболее полного издания книги: Rosenstock-Huesy O. Out of Revolution. Autobiografy of Western Man. – Providence, 1993.
16. Розеншток-Хюсси О. Указ. соч. – С.5.
17. Там же. – С. 592.
18. Там же. – С. 596.
19. Там же. – С.33.
20. Там же. – С 587, 593, 596-597.
21. См. его книги: Фашизм и рабочее движении в Италии, 1919-1929 гг. – М., 1968, История фашистского режима в Италии. – М., 1977, Эволюция буржуазной власти в Италии. – М., 1986.
22. Концепция «европейской гражданской войны», выдвинутая Э.Нольте, подробно анализируется в работе его ученика и последователя, итальянского историка П.Аццаро. См. Azzaro P. Il significato e la evoluzione del concetto di guerra civile europea in Ernst Nolte // Annali della Fondazione Ugo Spirito. – Roma, 1998. – P.308-397.
23. Вклад Э.Нольте в разработку исследований фашизма подытожен в изданном к его 80-летию в 2003 г. сборнике «ХХ век. Эпоха трагических заблуждений» (Das 20.Jahrhundert. Zeitalter der tragischen Verkehrungen. Forum zum 80.Geburtstag von Ernst Nolte. Hrsg. H.Fischer, P.Azzaro. - M?nchen, 2003). См. наш обзор новой литературы о тоталитаризме в одном из номеров реферативного журнала «История» ИНИОН РАН за 2005 г. Подробнее о концепциях Э.Нольте и Р. Де Феличе см.: Любин В.П. Преодоление прошлого: Споры о тоталитаризме. – М., 2005.
24. Оценку творчества Р.Де Феличе дал Э.Нольте в небольшой статье, посвященной памяти выдающегося итальянского историка, опубликованной в 1996 г. одним из наиболее читаемых в среде итальянских интеллектуалов журнале «Нуова Антолоджия». См. Nolte E. Renzo De Felice e le vie nuove degli studi sul fascismo // Nuova Antologia. – Roma, 1996. – A.131, vol. 577, fasc. 2200. – P.344-346. В российской историографии о творчестве Де Феличе неоднократно писал историк-итальянист из Екатеринбурга В.И.Михайленко, познакомившийся с итальянским исследователем еще в 70-е годы и продолжавший сохранять с ним контакты. См., например: Михайленко В.И. Итальянский фашизм: Основные вопросы историографии. – Свердловск, 1987; Михайленко В.И., Нестерова Т.П. Тоталитаризм в ХХ веке: Теоретический дискурс. – Екатеринбург, 2000; Михайленко В.И. Тоталитаризм: Феномен нашего времени. – Екатеринбург, 2003. Недавно он опубликовал свое интервью с Де Феличе конца 70-х годов. См.: Михайленко В.И. “Агент влияния” Ренцо Де Феличе в Советском Союзе // Эволюция политических институтов современной Италии: методологический аспект. – Екатеринбург, 1998. – С.40-50.
25. См. нашу статью: История определяет современность: Дискуссии итальянских интеллектуалов // Современная Италия. – М., 2004. – С.169-185.
26. Zunino P.G. La Repubblica e il suo passato. – Bologna, 2003. Наш реферат на эту книгу публикуется в одном из номеров Реферативного журнала «История» ИНИОН РАН за 2005 г.
27. См. Фюре Ф. Прошлое одной иллюзии. – М., 1998.
28. Нестерова Т.П. Концепции тоталитаризма в исторической науке // Тоталитаризм: Спор историков. – Екатеринбург, 2003. – С.62.
29. Gentile E. Fascismo: Storia e interpretazioni. – Roma-Bari, 2002. – P.208. Подробнее об этой книге см. в нашем реферате, публикуемом в 1-м номере Реферативного журнала “История” ИНИОН РАН за 2005 г.
30. Ibid. – P.206-207.
31. Токарева Е.С. Фашизм, церковь и католическое движение в Италии. – М., 1999. – С.199.
32. Там же. – С.217.
33. Токарева Е.С. Церковь и фашистский режим: Феномен Италии, 1922-1943 гг. Автореферат на соискание уч. степ. д.и.н. – М., 2002. – С.1.
34. Там же. – С. 43.
35. См. Ruck M. Bibliographie zum Nationalsozialismus. – K?ln, 2000.
36. Шульце Х. Краткая история Германии. – М., 2004. - С.172. См. также: Ватлин А.Ю. Германия в ХХ веке. – М., 2002. – С. 101-102.
37. Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Столетие трагедий, столетие надежд // Россия на рубеже XXI века: Оглядываясь на век минувший. – М., 2000. – С.30-31.
38. Там же. – С.36, 39-40.
39. Enzensberger H.M. Aussichten auf den B?rgerkrieg. – Frankfurt a.M., 1993.- P.5.
СНОСКИ
*. Доклад на 2-ом Коллоквиуме российских и итальянских историков «Религия и политика в ХХ веке», 11-12 апреля 2005 г. Организаторы: Институт всеобщей истории РАН, Университет Турина, Университет Венеции, Римский университет ЛУИСС. Встреча прошла в рамках крупной международной научной конференции, поддержанной РГНФ: «Государство, Церковь, общество: исторический опыт и современные проблемы» с участием представителей ряда научно-исследовательских центров РАН, РПЦ, Ватикана (Москва, 11-13 апреля 2005 г.).
**. Один из возможных русских переводов названия этой энциклики: «С крайней озабоченностью».