3.4. Биполярные партийные системы

Двухпартийные или двухблоковые системы весьма распространены в современных демократических государствах. Республиканцы и демократы в США, консерваторы и лейбористы в Британии, коалиция "ХДС/ХСС - СвДП", с одной стороны, и "СДПГ - зеленые", с другой, в ФРГ, "правые" и "левые" во Франции - лишь некоторые из примеров. Речь идет об отчетливо выраженной дихотомности, основных политических акторов два. Каждый из них участвует в энергичной борьбе за электорат, стремясь привлечь на свою сторону максимальную долю политически активного населения, что удовлетворяет условию "экспансии" рассматриваемой модели.

При этом ни для политической системы в целом, ни для каждого из двух основных политических субъектов в отдельности не представляется возможным окончательное устранение соперника. Обратное означало бы изчезновение главной мишени для критики, конец политической конкуренции, отказ от принятых правил игры. Поэтому в устойчивых либеральных системах один актор не мыслится без другого, условие их "неразрывности" также выполнено.

Те же правила игры диктуют на каждом отдельном этапе разделение на правящую партию (коалицию, блок) и оппозицию. Последняя в демократических государствах, разумеется, не третируется; в одной из старейших демократий, английской, она даже находится под покровительством короны, нося наименование "оппозиции Ее величества". Но при этом, согласно "цивилизованным правилам", от оппозиции ожидается признание за собой статуса проигравшей стороны (пусть временно, до следующих выборов). От нее требуется согласие со статус-кво, как с фактом, соответствующие "сдержанность и смирение", понимание того, что не только в общих, но и в собственных интересах целесообразно придержать до поры реальные претензии на власть. А последняя, строго говоря, есть главная ценность и цель политической партии как таковой. Таким образом выходит, что оппозиция в названных политических системах как бы приносит в жертву свои главные интересы и ценности, не без оснований полагая, что точно так же поступит и противоположная сторона, если после будущих выборов роли поменяются на противоположные. В парламенте меньшинство считает необходимым подчиняться решениям большинства, и эти решения принимаются в качестве общих, исходящих от парламента в целом. Оппозиционное меньшинство, таким образом, демонстрирует готовность принести свои наличные голоса на алтарь действующих демократических правил, впоследствии солидаризируясь с теми законами, которые были приняты - быть может, вопреки конкретному несогласию. Т.е. удовлетворено и третье условие модели.

Обозначим электорат правящей партии или блока через а, оппозиции - через b. За объем целого с примем суммарную численность политически активного населения, отдающего свои голоса за одну из двух политических сил (применительно к таким ситуациям политологи говорят о парадигме "двухпартийного вотума" - см., напр., [68]). Очевидно, что a + b = c . Характеристическими объемами можно также считать размеры фракций в парламенте.

Официально для победы на мажоритарных выборах достаточно 50% плюс один голос, т.е. первое приближение к теоретическим 62 - 38%% начинается с этого значения.(1) Но обычно наибольшая фактическая стабильность отвечает тем странам и тем ситуациям, когда у правящей партии (коалиции) более заметное преимущество, чем единицы голосов или процентов. Если разрыв в количестве голосов или парламентских мест слишком мал, его зачастую оказывается недостаточно, чтобы внушить оппозиции должное "смирение". Малейшие колебания политической конъюнктуры грозят ее бунтом, парламентским и/или правительственным кризисом, угрожают парализовать власть, лишить ее дееспособности. Поэтому требуемые по юридическому закону 50% в стабильных случаях (а именно таковые прежде всего и имеются в виду) практически возрастают.

При этом президентские республики отличаются определенной спецификой. В отличие от парламентских, в которых руководители исполнительной власти назначаются законодательными органами и впоследствии зависят от распределения в них голосов, в президентских республиках (США, Франция, Россия) осуществляются независимые выборы законодательной и глав исполнительной ветвей. Поэтому нередко складывается ситуация, что президент оказывается представителем одной политической силы, а парламентское большинство принадлежит другой. В таких случаях, очевидно, политические пропорции должны определяться для каждой ветви отдельно. На оппозицию здесь не накладывается требование всесторонне жертвовать своими интересами и целями: например, оппозиция подвергается ограничениям и самоограничению в исполнительных функциях государственной власти, тогда как правящей партии приходится проявлять надлежащую "скромность" в законодательной сфере. Подобная "перекрестность" представляет собой более сложную разновидность политического баланса, что не отменяет, однако, рассуждений в духе золотого сечения для каждой из ветвей в отдельности.

Для проверки возьмем страну с наиболее строгой двухпартийной системой, США. Сейчас нас интересует распределение мест в американском конгрессе, при этом предпочтение будет отдано данным конца 50-х - начала 60-х гг. Такое предпочтение не случайно, поскольку на внутренне-политических процессах в США могло сказываться состояние и контемпоральной мировой системы, достигшей зрелости именно к этому сроку, но уже к концу 60-х годов началось ее "разложение". В конце 1960-х гг. и в самих США началась заметная трансформация: экономическая, социальная, культурная, политическая, - что сопровождалось нестабильностью общественных настроений. Мы же, напротив, опираемся на презумпцию стабильности.

Выборы в Конгресс 86-го созыва состоялись 4 ноября 1958 г. В сенате 65 мест принадлежит демократам и 35 республиканцам, т.е. распределение 65% и 35%. В палате представителей из 436 депутатов 283 демократа и 153 республиканца, т.е., аналогично, 65% и 35% [125-60]. Среднее арифметическое по сенату и палате представителей составляет те же 65% и 35, что в целом удовлетворительно соответствует теоретическим 62% и 38%.

Конгресс 87-го созыва, избранный 8 нояб. 1960 г.: в сенате из 100 мест 64 у демократов и 36 у республиканцев, т.е. 64% и 36%; в палате представителей из 437 мест - 259 у демократов и 178 у республиканцев, т.е. 59,3% и 40,7% [125-61]. Средние арифметические, соответственно, - 61,7% и 38,3%, что с точностью до одной десятой процента совпадает со значениями для золотого сечения.

Конгресс 88-го созыва после выборов 6 нояб. 1962 г.: в сенате 68 демократов и 32 республиканца, в палате представителей - 259 демократов и 176 республиканцев [125-63]. Искомые среднеарифметические величины - 63,8% и 36,2%.

Конгресс 89-го созыва (выборы 3 нояб. 1964 г.): сенат - 68 демократов и 32 республиканца, палата представителей - 295 демократов и 140 республиканцев [125-65], т.е. 68% и 32%. Конгресс 90-ого созыва (1966 г.): в сенате 64 места у демократов и 36 у республиканцев (64% и 36), в палате представителей 248 демократов и 187 республиканцев [125-67] - 57% и 43%. Средние на 1966 г.: 60,5% и 39,5%.

Вслед за этим, как и ожидалось, появляются заметные отклонения от равновесных значений. Конгресс 91-го созыва (1968 г.): средние 57% и 43% [125: 1969, вып. 13]. Конгресс 92-го созыва (1970 г.): в сенате 53 демократа, 45 республиканцев и 2 независимых [125-71]. В пересчете только на ведущую пару "демократы - республиканцы": 54% и 46. В палате представителей 255 демократов и 180 республиканцев, т.е. 58,6% и 41,2. Средние - 56,3% и 43,7%. Столь существенное несовпадение данных 1968 и 1970 гг. с цифрами из золотого сечения, по-видимому, служит объективным выражением действительной дестабилизации, перемен в общественных настроениях (как раз на эти годы приходится пик протестов против войны во Вьетнаме, разгар молодежных и антирасистских волнений).

Для полноты картины приведем результаты последующих выборов. В Конгрессе 93-го созыва (1972 г.): в верхней палате 57% демократов и 43% республиканцев, в нижней - 56% и 44 [125-74]. Средние - 56,5% и 44,5%. Конгресс 94-го созыва (1974 г.): в сенате 61% демократов и 39% республиканцев, в палате представителей - 67% и 33 [125-75]. Средние - 64% и 36%. Конгресс 95-го созыва (1976 г.): в сенате 61 демократ, 38 республиканцев, 1 независимый. Соотношение между двумя партиями: 61,5% и 38,5%. В палате представителей - 67 и 33% [125-77]. Средние: 64 и 36%. 1978 г. [125-79]: в сенате 59% демократов и 41% республиканцев, в палате представителей - 63 и 37%. Средние: 61% и 39%.

Конгресс 97-го созыва избран 4 ноября 1980 г. В сенате 47 демократов и 53 республиканца, в палате представителей 243 демократа и 192 республиканца [125-81]. Таким образом, по критерию большинства места в двух палатах распределены взаимно противоположно, что дополнительно - еще более твердо, чем ранее - позволяет констатировать наличие дестабилизации или переходного процесса в настроениях общества в начале президентства Р.Рейгана. Конгресс 98-го созыва (1982 г.): в сенате 46% демократов и 54% республиканцев, в палате представителей - 61,6% демократов и 38,4% республиканцев [125-83], та же картина. 1984 г., Конгресс 99-го созыва: 47% демократов и 53% республиканцев в сенате, 58% демократов и 42% республиканцев в палате представителей [125-85]. Ситуация прежняя. Конгресс 100-го созыва, 1986 г. [125-86]: в сенате 55% демократов, 45% республиканцев; в палате представителей - 59% демократов и 41% республиканцев. Средние - 57 и 43%.

Несколько позже мы научимся более тонким расчетам, однако уже сейчас, по-видимому, оправдан следующий вывод. В период стабильного состояния американского общества распределение голосов между двумя партиями (здесь: опосредованно через места в конгрессе) с удовлетворительной степенью точности отвечает закону золотого сечения, а после вступления США в переходную стадию наблюдаются заметные возмущения. Известны и причины этого положения. В процессе предвыборной борьбы между партиями одна из них занимает психологическую позицию лидера, тогда как другой достается роль догоняющей, или ведомой: a ~ c , b ~ a и, разумеется, a + b = c . Каждый из акторов получает сообразно собственной установке. Однако названная "сообразность" реализуется лишь в относительно устойчивой общественной обстановке. К переходным процессам такой подход адаптирован сравнительно слабо. В нашу задачу не входит специальное исследование США, но их пример служит неплохим подтверждением правомочности теоретической модели.

Ранее, в разделе 1.4.2, затрагивался вопрос о конфессиональной структуре США, поэтому небезынтересно взглянуть на нее под углом и нынешнего исследования. Согласно цифрам Ежегодника Большой советской энциклопедии [125-74], в США, по оценкам 1973 г., проживают 72 млн. протестантов и 48 млн. католиков, не считая значительно меньших по численности групп. В дихотомизированной системе "протестанты - католики" на долю первых приходится 60%, что сравнительно незначительно отличается от 61,8% золотого сечения. В выделенном аспекте ситуация в Америке представляется количественно гармонизированной, при этом место ведущего элемента принадлежит протестантам.

Тестируемая пропорция значима, кажется, не только для США. Так, по итогам выборов 15 сент. 1957 г. в ФРГ фракция ХДС/ХСС в бундестаге составила 270 депутатов, СДПГ - 169, СвДП - 41, Немецкой партии - 17 [125-59]. Подсчет процентного распределения между двумя ведущими силами - ХДС/ХСС, с одной стороны, и СДПГ, с другой, - приводит к следующим результатам: 61,5% у первой и 38,5% у второй, - что лишь на три десятых процента отличается от теоретических значений 61,8 и 38,2%. Впоследствии веса двух названных "народных партий" начинают выравниваться, зато образуются коалиции, формируются многопартийные кабинеты. После выборов 1965 г., на которых ХДС/ХСС получили 245 мест в бундестаге, СДПГ - 202, СвДП - 49 [125-67], правительство было составлено из представителей ХДС/ХСС и СвДП. На долю правящего блока пришлось почти 60%, оппозиции - 40%. (Для сравнения, ХДС/ХСС без альянса со свободными демократами располагали бы поддержкой только 49%.) Вступление ФРГ, как и многих других западных стран, в полосу трансформации, начиная с конца 1960-х гг., нарушил замеченную "стройность" деления. Но вот, например, попались под руку данные о выборах в баварский ландтаг (сентябрь 1998): у ХСС - 52,9%, у главного соперника, социал-демократов - 28,7% [80]. В парадигме двухпартийного вотума процентное целое здесь с = 52,9 + 28,7 = 81,6%, следовательно, интересующее нас отношение а/с = 52,9 / 81,6 = 63,8%. (Для сравнения, четырьмя годами раньше у ХСС - 52,8%, у СДПГ - 30,1%, откуда а/с = 63,7%.) С учетом того, что в 1998 г. союзникам христианских демократов, свободным демократам, не удалось попасть в земельный парламент, в то время как второй представитель левых сил, "Союз-90 / зеленые" вновь преодолел квалификационный барьер, процентное соотношение между правыми и левыми еще ближе подходит к золотому сечению.

По результатам выборов в Европарламент в 1999 г., у СДПГ - 33 места, у ХДС/ХСС - 53 (у остальных значительно меньше: у "зеленых" - 7, у ПДС - 6). Удельный вес победителей ХДС/ХСС в паре с главными соперниками, социал-демократами, составляет а/с = 53 / (53 + 33) = 61,6%.

В мае 1999 г. проходят выборы в шотландский парламент. От их результатов зависело, какая из политических сил возглавит первое в истории правительство самоуправляющейся Шотландии, и оттого одержать победу на них - дело принципа. Интрига закручивалась в еще более тугую спираль, если учесть состав основных соперников. С одной стороны, это лейбористы, за которыми - большинство в общебританском парламенте и центральное правительство; правительство Тони Блэра - проводник идеи так называемой деволюции, т.е. передачи более широких полномочий шотландцам и валлийцам, что призвано надолго, если не навсегда, покончить с угрозой сепаратизма. В амплуа главного противника лейбористов выступила Национальная партия с лозунгом полной независимости от Лондона. Вторые проиграли: по итогам выборов лейбористы должны были получить 57 мест, националисты - 37 [295]. Таким образом, доля победителей в рамках ведущей пары составила а/с = 57 / (57 + 37) = 60,6%.

По результатам выборов 1993 г. в Канаде удельный вес правящей партии, либералов, составил в парламенте 60,2%; в Нидерландах 1994 г. на долю правительственной коалиции пришлось 61,3%, см. [167, c. 167]. В австралийском парламенте в 1996 г. либералы получили 75 мест, их основные соперники, лейбористы - 49. Соотношение в рамках двухпартийного вотума а/с = 75 / (75 + 49) = 60,5%. Однако в правительственную коалицию, помимо либералов, вошла Национальная партия, у коалиции - 62,8% от общего количества мест [там же].

Без сходной закономерности не обходится и на постсоветском пространстве. Так, в Грузии, по завершении короткой гражданской войны и относительной стабилизации, проводятся парламентские выборы 1995 г. Явным фаворитом считался Союз граждан Грузии, возглавлявшийся руководителем страны Э.А.Шеварднадзе, тогда как организационные, политические, финансовые ресурсы остальных отличались ограниченностью, если не скудостью (большинство партий-конкурентов заслужили наименование "диванных"). Соответственно, в пересчете на пропорциональную систему Союзу граждан Грузии удалось собрать 61,6% голосов [99, с. 111], ср. с 61,8% теории.(2)

В первом туре выборов президента в Литве, состоявшемся в декабре 1997 г., выстраивается чуть не целая "пирамида". На высший государственный пост претендовало три основных кандидата: бывший генеральный прокурор Артурас Паулаускас, набравший свыше 45 процентов голосов, американский литовец, эколог по профессии, Вальдас Адамкус (у него было более 27 процентов) и председатель сейма страны Витаускас Ландсбергис, на счету которого оказалось чуть больше 15 процентов [176]. Проанализируем каждую из смежных пар. В паре "Паулаускас - Адамкус" величина с составляет 45 + 27 = 72%. Тогда а/с = 45 / 72 = 62,5%. В паре "Адамкус - Ландсбергис" значение с равно 27 + 15 = 42%, и а/с = 27 / 42 = 64,3% . Обе цифры, в общем, недалеки от 61,8%.

По мере повышения уровня образованности населения к той же пропорции, похоже, подключаются и развивающиеся государства. Так, на первых за полстолетия свободных парламентских выборах в Индонезии победа досталась оппозиционной Демократической партии, возглавляемой дочерью отца-основателя страны Сукарно, Мегавати. Партия Мегавати набрала 33,7 процента голосов, тогда как у главного соперника, правящего блока Голкара - только 22,4% [281]. Произведем пересчет на двух основных конкурентов. Целое с в данном случае составляет с = 33,7 + 22,4 = 56,1%. Соответственно, а/с ( а - объем электората лидера) оказывается равным 33,7 / 56,1 = 60,1%. Величина, недалекая от теоретических 61,8%.

Не только парламентские, но зачастую и президентские и губернаторские выборы подпадают под ту же самую процентную парадигму. Этой разновидности будет уделено специальное внимание (раздел 3.7), но небесполезно уже сейчас воспользоваться хотя бы несколькими примерами. По итогам мартовских 1999 г. выборов в Сальвадоре президентом стал кандидат от правящей партии Националистический республиканский союз Франциско Флорес. Он выиграл у главного конкурента, лидера оппозиционного Фронта национального освобождения имени Фарабундо Марти, Факундо Гуардадо. При этом первому отдали предпочтение 52% избирателей, второму - 29% [2]. Под углом "двухпартийного вотума" у победителя а/с = 52 / (52 + 29) = 64,2%. Флорес играл незначительную роль в недавних кровавых конфликтах, тогда как с Фронтом национального освобождения ассоциировались двенадцать лет ожесточенной партизанской войны. Первый пользовался очевидным преимуществом в глазах избирателей (настолько очевидным, что выборы прошли в спокойной обстановке и к урнам пришло на удивление мало людей).

На президентских выборах в Австрии в апреле 1998 г. уверенную победу одерживает прежний президент Томас Клестиль, собравший более 63 процентов голосов и оставивший далеко позади своих четырех соперников [405]. Судя по ситуации (один против группы остальных), вопрос стоял главным образом в плоскости "Клестиль - не Клестиль", цифровой итог - красноречив.

Выборы по одномандатным округам во многом схожи с президентскими или губернаторскими выборами. В 1998 г. бывший руководитель Федеральной пограничной службы России генерал Андрей Николаев баллотируется в Думу по Орехово-Борисовскому округу г. Москва (взамен перешедшей в правительство И.Хакамады). Николаев - отнюдь не последний персонаж электронных и печатных масс-медиа, с репутацией интеллигентного и честного политика (по журналистским слухам, его отставка с поста главного пограничника была вызвана решительной борьбой со спиртовой мафией на южных рубежах России, что не устроило определенные круги кремлевского истеблишмента, но не могло не прибавить симпатий к нему со стороны избирателей). За его кандидатуру высказались 63 процента от пришедших к избирательным урнам [283].

К.Ф.Вайцзеккер некогда связал метод выборов с "самым низким уровнем понимания" [70, c. 124]. Нисколько не замахиваясь на то, чтобы оспаривать подобное мнение - сложение голосов не очень компетентных людей действительно вряд ли вправе претендовать на "высшую истину", - стоит, однако, соблюдать справедливость. "Самый низкий уровень понимания" - это все же понимание, и по-школьному образованные массы ведут свои игры, подчиняясь пусть и элементарным, но логически строгим законам. На этом закончим беглый обзор классических двухпартийных или двухблоковых систем и уделим внимание одному своеобразному случаю.

Примечания

¹ 50%, или 1/2, служит первым рациональным приближением к точной величине, см. ряд (12).

² Необходимость принимать в расчет результаты именно по пропорциональной системе характерна особенно для новых демократий. У подавляющего большинства партий пока отсутствуют разветвленные низовые структуры, сложившаяся репутация. В этих условиях конкуренция осуществляется между провозглашенными на всю страну идеями, образами партийных лидеров, довести же принцип партийной определенности до каждого отдельного кандидата, до каждого округа еще не удается.

назад | к началу сайта | к началу блока | вперед