В.П.Любин (ИНИОН РАН)

ТОТАЛИТАРИЗМ: НОВЫЕ ПОДХОДЫ
Доклад на IV Всероссийском конгрессе политологов, 20-22.10.06 *

Месяц назад в этом же здании университета МГИМО проходил международный конгресс – 4-й Конвент РАМИ под наименованием «Пространство и время в мировой политике и международных отношениях». В его рамках работала секция, названная по-латински “Ad fontes!”. Видные ученые Запада и России стремились дойти до истоков и согласовать фундаментальные положения европейского единства, связывая его с такими местами зарождения европейской культуры, как Афины, Иерусалим, Рим, Византия.

В работе секции участвовал ученый, который внес весомый вклад в изучение тематики тоталитаризма, профессор Свободного Берлинского университета Эрнст Нольте. Он выступил с докладом «Лик Европы», в котором, опираясь на недавнее историческое прошлое континента, дал развернутую характеристику современного его состояния. Имея в виду мой предстоявший доклад на нашем нынешнем конгрессе, я постарался извлечь максимальную пользу из пребывания Нольте в Москве. Удалось как следует расспросить его о том, что нового произошло в близкой ему по тематике сфере науки. Сейчас идет работа над интервью с ним, оно будет опубликовано в одном из политологических журналов. Среди заданных немецкому исследователю вопросов есть и вопросы об актуальности тематики тоталитаризма в сегодняшней науке. Они не случайны, так как появилось немало скептиков, предлагающих не ворошить прошлое, а жить сегодняшним днем, отбросить все, что было наработано за последние десятилетия, прочь, отказать теме в актуальности.

В моем докладе (насколько хватит времени) будет рассказано о некоторых научных разработках последних лет (все их охватить, разумеется, невозможно). Речь идет об отражении в мировой науке, прежде всего, опыта Италии, Германии, СССР/России и восточноевропейских стран в ХХ веке. В этих исследованиях даются новые определения, анализируются национальные особенности выхода из тоталитаризма и перехода к демократии, влияние складывавшейся на протяжении веков политической культуры.

В одной из отечественных книг последнего времени, задиристой работе философа Л.Г.Фишмана «Постмодернистская ловушка. Путь туда и обратно» (Екатеринбург, 2004) подчеркивается, что характерным свойством второй половины ХХ века стало исчезновение утопий и ослабление влияния идеологий. А обществу, которое сейчас помимо воли политиков вырастает в России, по мнению автора книги, «для самовоспроизводства такой институт, как идеология не нужен». Россия при всех своих цивилизационно-культурных особенностях вступила в эпоху Постмодерна, а «идеологии – это атрибуты минувшей эпохи Модерна, и в Постмодерне им нет ни места, ни функции» /1/.

Автор выражает недоумение по поводу непрекращающихся попыток российских общественных наук объяснять идейные и социальные явления эпохи Постмодерна в категориях Модерна – таких, как «демократия», «авторитаризм», «гражданское общество» и т.п. Стремясь продлить жизнь Модерна, они продолжают искать идеологии и утопии там, где их больше нет /2/. Все это, согласно Фишману, имело бы безобидный характер, если бы не влекло за собой стремления обнаружить соответствующие социальные феномены (например, средний класс) или сконструировать их (например, гражданское общество) там, где их больше нет. Пытаясь дать типологию феноменов политической мысли, политической теории и идеологии, автор исходит из двух положений: 1) не всякий продукт политической мысли есть идеология, 2) каждому особому, уникальному состоянию общества (вроде нашего современного) соответствует столь же уникальная констелляция мысли. Тем самым утверждается, что и феномен тоталитаризма (случайно или принципиально не упомянутый автором) в изучении не нуждается, а политологи ведут арьергардные бои, исход которых ни на что не влияет.

Российский историк А.И.Борозняк, много писавший о «преодолении прошлого» в Германии и призывающий применить немецкий опыт в России, полагает, что чрезмерная политизация концепции тоталитаризма в США и Западной Европе не способствовала ее развитию как средства научного познания. Приводя все же примеры успешной разработки тематики тоталитаризма отечественными авторами, Борозняк считает, что это свидетельство «нашего выздоровления», и замечает, что «российским ученым предстоит пройти между Сциллой подражательного приятия и Харибдой зряшнего отрицания этой теоретической конструкции». Заключительная глава книги Борозняка называется «Понятие тоталитаризма в научной дискуссии в России» /3/.

Попытки лишить ученых интереснейшего поля изучения политической составляющей общественных процессов преждевременны. Тоталитаризм остается постоянным объектом научных исследований. Систематизация новейших исследований различных видов тоталитаризма, путей выхода из него и транзита к новому состоянию общества, сравнение новых с предыдущими интерпретациями данных феноменов является важной научной задачей. Неслучайно сущность тоталитаризма и перехода от тоталитаризма к демократии анализировались на последних конгрессах Международной ассоциации политической науки, на Всероссийских конгрессах политологов.

В западной политологии тоталитаризм и выход из него изучаются с особой пристрастностью. Результаты исследований публикуются в виде огромного числа научных статей и монографий (так, только о нацизме в Германии, согласно подсчетам немецкого библиографа M.Рука, еще 10 лет назад насчитывалось более 20 тысяч публикаций /4/). С понятием тоталитаризм при этом в западной научной литературе сопрягаются такие феномены, как фашизм, нацизм, коммунизм.

Концепция тоталитаризма начала активно разрабатываться учеными с 20-х – 30-х годов прошлого века. Всем известны такие имена западных исследователей, первопроходцев разработки тематики тоталитаризма в 50-е годы, как Х.Арендт, К.Фридрих, З.Бжезинский и др. Недавно отмечалось столетие со дня рождения Ханны Арендт, и масс-медиа стран Западной Европы (чего нельзя сказать о России) отреагировали на этот юбилей. Кстати, Арендт – ученица и одно время близкая подруга известного философа Хайдеггера. Его же учеником стал впоследствии и Эрнст Нольте. Арендт, а потом ее последователи, давая характеристику тоталитарных режимов, назвали их основные, сходные признаки: 1) единая идеология, своего рода новая религия, 2) единственная без конкурентов массовая партия и возглавляющий ее единственный, харизматический лидер, 3) террор в борьбе с политическим противниками, 4) монополия на информацию, 5) монополия на применение оружия, 6) централизованная экономика командного типа. Тоталитарные режимы не могли существовать без насилия над собственным населением, перенесения своей агрессивности вовне, на другие страны. Такая политика не могла не провоцировать войн и привела к самой кровопролитной в истории Второй мировой войне.

Обозначенные признаки тоталитаризма стали предметом более глубокого научного анализа в последующих работах и определили различные направления дальнейших исследований. По этим направлениям как раз можно было бы систематизировать выходившие работы. В 60-е – 70-е годы ХХ века возникли концепции, которые предложили Дж.Л.Моссе, А.Дж.Грегор, Г.Э.Тэрнер, Р.Луккини, Р.Арон, Ж.-Ф.Ревель и др. В них еще раз заострялось внимание на выходе на арену широких масс. Явление «массовизма» исследовали в своих работах Дж.Л.Моссе, как и российские специалисты по истории нацизма и фашизма А.А.Галкин и Б.Р.Лопухов, именно они стали первопроходцами изучения этих тоталитарных режимов в отечественной исторической и политической науке. Классическими стали труды таких признанных авторитетов, как тот же Эрнст Нольте /5/ и итальянский ученый Ренцо Де Феличе, автор многотомной биографии фашистского дуче, ряда других заметных произведений, в том числе «Интервью о фашизме» /6/. Они существенно расширили круг проблем, в их числе идеологическую составляющую тоталитарных режимов. Работы Нольте вызвали в конце 1980-х годов бурную дискуссию в ФРГ, получившую широкую известность и названную по-немецки Historikerstreit. Ее ход и результаты отражены во многих посвященных ей публикациях.

Выходившие позднее работы других западных историков и политологов во многом основывались на высказанных в трудах предшественников идеях. Многие современные авторы (в западной политической науке это В.Лакёр, Ф.Фюре, А. де Бенуа, И.Кершоу, М.Леви, Х.-У.Тамер, В.Страда, Э.Джентиле, Н.Транфалья и многие другие /7/), выдвинули свои оригинальные объяснения /8/. В Италии взрывную дискуссию сторонников левых и правых взглядов вызвали положения, высказанные в трудах последователей Де Феличе (Дж.Парлато, Ф.Перфетти, создавших в 1997 г. журнал “Nuova storia contemporanea”) о левых корнях итальянского фашизма. В острую полемику с Де Феличе и его сторонниками, обвинив тех в попытке оправдания фашизма и принижения роли антифашизма, вступил участник Сопротивления, крупнейший итальянский философ и политолог Н.Боббио /9/. В пылу полемики звучали заявления, что разница между использованиями «передовых технологий» в виде газовых камер и «натуральных технологий» в виде «гулаговских морозильников» не выглядит значительной /10/.

В опубликованном в 2002 г. исследовании итальянского ученого Эмилио Джентиле «Фашизм. История и интерпретации», последователя Р. Де Феличе, во многом, однако, пытающегося подправить его подходы, дано собственное определение фашизма. Спустя девяносто лет после своего появления и полвека после своего исчезновения фашизм все еще представляется загадочным явлением, не поддающимся ясному и рациональному историческому определению, несмотря на посвященные ему десятки тысяч книг и статей и множество дискуссий, пишет Джентиле. Столь же странно выглядит картина интерпретаций фашизма. По мнению английского ученого С.Пейна, среди наиболее важных политических понятий понятие фашизма остается, возможно, «самым неопределенным»/11/.

Многие связывают фашизм с тоталитаризмом, замечает Джентиле. Концепция тоталитаризма родилась сразу после захвата фашистами власти и находится в симбиозе с фашизмом. Понятия «тоталитаризм» и «тоталитарный» были изобретены и использовались антифашистами, чтобы показать диктаторскую сущность фашистского режима. Политологи, выступавшие против этой модели, связывали тоталитаризм исключительно с нацизмом и сталинизмом, считая, что к фашизму определение тоталитаризма не подходит. Наиболее распространенной формой «дефашистизации» фашизма является сведение его к муссолинизму, т.е. к тому, что сотворил дуче. С этим связана тенденция «освободить» фашизм от самих фашистов и заявления, что люди, публично объявлявшие, что они фашисты и занимавшие престижные должности в структурах власти, культуры и экономики, на самом деле не были фашистами, как ими не являлась и масса итальянцев, заполнявших площади и аплодировавших дуче.

Согласно Джентиле, фашизм это политический феномен, националистический и революционный, антилиберальный и антимарксистский, организованный в действенную партию с тоталитарной концепцией политики и государства. Он исповедует идеологию активизма на основе мистицизма, вирилизма и антигедонизма, применяя ее в качестве светской религии, объявляющей об абсолютном примате нации. При этом нация понимается как органическое, этнически однородное сообщество, организованное по иерархии в корпоративное государство с воинственными устремлениями великодержавной политики силы и завоеваний, нацеленной на создание нового порядка и новой цивилизации.

Возникшее именно в Италии явление фашизма стало затем моделью для других националистических, антидемократических движений. Национал-социализм использовал опыт итальянского фашизма в создании особого вида партии и особого рода режима. Джентиле расценивает фашизм как «итальянский путь к тоталитаризму», означавший не только новую форму политического режима, но и комплексный идеологический, культурный, организационный и институциональный процесс.

Отвечая на вопрос «Почему надо изучать фашизм?» итальянский ученый подчеркивает, что фашизм еще долгое время продолжит привлекать внимание исследователей, и борьба разных ориентаций и интерпретаций сохранится. Можно изучать историю фашизма «снизу или сверху, слева или справа», - пишет Джентиле. - Можно выделить политические, институциональные, социальные, экономические или антропологические аспекты, можно отдавать предпочтение изучению индивидуумов, группировок или масс, можно избрать перспективу длинного или короткого периода, можно предпочесть индивидуальный анализ или же компаративистский синтез, можно сосредоточиться на «намерениях» или на «функциях» политических акторов. Но главное - это способность науки приводить нас к все более реалистичной и комплексной картине природы фашизма в его многочисленных аспектах как феномена, размещенного во времени и пространстве, а не только как словесного определения метаисторического измерения, которое находится вне времени и пространства. Исследовать фашизм означает размышлять о природе политики эпохи модернизации и массового общества, о роли индивидуума и коллективизма, о смысле модерности, о хрупкости свободы и уязвимости человеческого достоинства, об агрессивном характере воли к власти.

Проблема фашизма, равно как проблема коммунизма и тоталитаризма, это не только историографический субъект-аргумент, каковым для историка может стать феодализм, потому что она пересекается с огромным множеством проблем, которые охватывают всю эпоху Модерна и смысл человеческого существования в современном мире. Проблема фашизма не сводится к давно прошедшему и законченному прошлому, а предлагает, напротив, изучение фашизма как не менее драматичной и трагичной проблемы, очень актуальной. Речь идет об уязвимости либеральной демократии перед бросающими ей вызов движениями. Им удается мобилизовать коллективные страсти во имя интегралистских, отличающихся нетерпимостью, брутальных и агрессивных идеологий. Джентиле призывает задуматься над хрупкостью либеральной демократии в эпоху Модерна, в те времена, в которые людям не удалось остановить распространение фанатизма ненависти.

Из относительно недавно появившихся работ нельзя обойтись без упоминания изданной в Париже в 1997, переведенной и изданной в Москве в 2001 г. со вступительной статьей А.Н.Яковлева «Черной книги коммунизма» (1997)/12/. Статья Яковлева называлась «Большевизм – социальная болезнь ХХ века». Он давал свое определение большевизма, считая его «явлением одного порядка с германским нацизмом, итальянским фашизмом, испанским франкизмом, полпотовщиной, с современными диктаторским режимами, каждый имеет свои особенности, но суть остается одной и тоже» /13/. Вспыхнувший после выхода книги новый виток полемики опровергает тезис о неактуальности тематики тоталитаризма. Через несколько лет появилась «Черная книга коммунизма 2», в которой были шире представлены восточноевропейские авторы. Немалый резонанс в России вызвало появление русского перевода вышедшей в 1995 г. в Париже работы Франсуа Фюре «Прошлое одной иллюзии». Французский исследователь писал о том, как тяжело левые в Западной Европе расставались с иллюзией грядущей победы коммунизма. Что же касается фашизма, то Фюре отмечал: «Фашизм (лучше сказать, нацизм) был европейской проблемой не только потому, что Германия была его колыбелью и очагом, но и потому, что он завоевал Европу и принудил ее жителей самоопределяться по отношению к его стремлению к господству» /14/. Не меньшее впечатление произвела честная книга А.Н.Яковлева «Сумерки». Ее автор констатировал, что «российский большевизм по многим своим идеям и проявлениям явился прародителем европейского фашизма» и что «большевизм и фашизм руководствовались одним и тем же принципом управления государством - принципом массового насилия»/15/.

Переписка между Ф.Фюре и Э.Нольте, опубликованная во Франции под заглавием «О фашизме, коммунизме и истории ХХ в.» в 1997 г., в которой речь шла о тоталитаризме и его интерпретациях, вызвала неподдельный интерес. Фюре писал немецкому ученому: «Мне кажется, что Вы слишком упорно настаиваете на том, что возникновение фашизма было реакцией на коммунизм, т.е. на более позднем появлении фашизма и его предопределенности Октябрьскими событиями». «Утверждение, что ГУЛАГ был создан раньше Освенцима, не является ни неверным, ни малозначительным. Но между этими событиями нет причинно-следственной связи», - считал Фюре.

Неравнодушно встречались новые работы о тоталитаризме или о тех исторических причинах, которые к нему привели и его вызвали, самого Э.Нольте. Кроме предыдущих, среди которых следует особо назвать книгу «Европейская гражданская война 1917-1945. Национал-социализм и большевизм», упомяну такие недавно увидевшие свет его труды, как: «Исторические предпосылки национал-социализма и взятие власти в январе 1933 г.» (1998), «Контроверсии. Национал-социализм, большевизм, еврейский вопрос в истории ХХ века» (1999), «История Европы 1848-1918» (2003), уже упоминавшаяся новейшая монография «Веймарская республика. Демократия между Лениным и Гитлером» (2006)/16/.

В последней обращает на себя внимание заключительная часть - «Главные слабости Веймарской республики: Неукрепленная демократия между Лениным и Гитлером», в которой Нольте спорит c автором классического труда о Веймарской республике А.Розенбергом и выдвигает свои аргументы, объясняющие ее крах. Исходя из тезиса многосторонней и в принципе, по его мнению, нерушимой экономической составляющей тогдашнего капиталистического общества, он считает ошибочными представления К.Либкнехта и Р.Люксембург о возможности краха капитализма и замены его «самоуправленческим, без господ» социалистическим обществом. Хотя их концепция, признает Нольте, была свежей и привлекательной, могла опираться на широко распространенные общественные настроения когда, как и в Италии в те же годы, на стенах писали: «Да здравствует Ленин!». Расправы большевиков с классовыми врагами, массовые убийства воспринимались впоследствии как пример в Италии и Германии, где у власти в результате иных общественных настроений, среди которых заметная роль отводится антисемитизму, оказались фанатичные, националистически настроенные выразители этих настроений. «Веймарская республика погибла, потому что ее неукрепленная демократия оказалась раздавленной, оказавшись зажатой между Лениным и Гитлером», или же, «если употреблять понятие коллективистский», можно сказать, что она «оказалась раздавленной, попав в жернова между исполинскими красным флагом и знаменем со свастикой», - заключает немецкий исследователь /17/.

В отечественной науке с недавних пор также ведутся исследования тоталитаризма и выхода из него, раскрываются национально-самобытные черты политической культуры стран, где существовали тоталитарные режимы, специфические черты их политической практики. Тематика тоталитаризма анализировалась в ряде проблемно-тематических сборников и научно-аналитических обзоров ИНИОН РАН, в том числе в моей работе «Преодоление прошлого: Споры от тоталитаризме» (2005). Там содержится немалое количество информации о ходе и результатах последних научных разработок, на которую здесь за неимением времени остается лишь сослаться.

Надо отметить, что в отечественной науке изучение тоталитаризма как феномена ХХ века активизировалось именно в последнее десятилетие. Заметной вехой стал выход в свет созданных учеными Российской Академии наук коллективных монографий «Тоталитаризм в Европе ХХ века. Из истории идеологий, движений, режимов и их преодоления». М., 1996; «Тоталитаризм. Исторический опыт Восточной Европы. «Демократическое интермеццо» с коммунистическим финалом, 1944-1948. М., 2002 (это второй сборник по этой теме, первый увидел свет в 1995 г.). Авторы-составители последнего отмечают, что в 90-е годы различные аспекты тематики тоталитаризма начали привлекать внимание и обществоведов бывших стран социалистического лагеря. В их деятельности выделяются три направления: ознакомление с тем, что уже сделано на Западе, собственные теоретические изыскания, конкретно-историческое исследование режимов, существовавших почти полвека в Восточной Европе и их сравнение с советским строем /18/. Авторы сборника «Тоталитаризм в Европе ХХ века» отмечали, что понятие тоталитаризм чрезвычайно политизировано и идеологизировано, оно изменяется в зависимости от международной конъюнктуры, интересов и пристрастий. Однако его нельзя игнорировать, оно прочно внедрилось в общественное сознание и следует непредвзято изучать разные его проявления и истолкования /19/.

В 2004 г. появилась книга одного из старейших российских германистов Л.И.Гинзбурга «Ранняя история фашизма. Борьба за власть», в которой автор проследил процессы установления тоталитарного режима в Германии, охарактеризовал корни и истоки нацизма. В следующем году вышла в свет книга Л.М.Макаровой «Идеология нацизма», Сыктывкар, 2005. В Московском государственном университете были подготовлены такие работы, как докторская диссертация Л.С.Белоусова «Режим Муссолини и массы» (2000), в которой обращено особое внимание на социальную составляющую политики фашистского режима, кандидатская диссертация С.В.Свечниковой «Образ фашистской Италии в нацистской пропаганде: Механизм воздействия на немецкое общество» (2006). Интересные разработки темы велись и ведутся в научных центрах в регионах, например, Вологодском, Воронежском, Екатеринбургском, Кемеровском, Нижегородском и других университетах. В Кемеровском университете представители созданной Ю.В.Галактионовым школы подготовили к защите в 2006 г. диссертации на соискание докторской и кандидатской степеней: Е.В.Мороз - «Феномен тоталитаризма в американской историографии (1930-е – 1980-е годы)», Н.Г.Костромина - «Тоталитаризм в оценке французской исторической и политической мысли ХХ века».

В 2005 г. в Кемеровском университете прошла международная научная конференция «Вторая мировая война: Уроки истории для Германии и России», там был представлен и впоследствии опубликован мой доклад «Тоталитаризм (фашизм, нацизм, коммунизм): Интерпретации в современной науке» /20/. Недавно, 12-15 октября 2006 г., Немецкий исторический институт в Москве, располагающийся в здании ИНИОН РАН, провел международную научную конференцию «Сталинизм в советской провинции, 1937-1938 гг. Массовая операция на основе приказа № 00447». На ней были представлены доклады, в том числе исследователей из регионов России, в которых рассматривались новые данные о терроре в СССР 1937-1938 гг. В открывшем конференцию выступлении директора Немецкого исторического института Бернда Бонвеча подчеркивалось, что после перестройки и распада СССР не раз раскритикованный на Западе историк Роберт Конквест, написавший книгу о терроре в СССР, стал персоной грата в России, а его книга была переведена на русский язык, и что сравнение национал-социализма и коммунизма, применение модели тоталитаризма уже не вызывают протеста /21/.

Что касается новых плодотворных аспектов изучения рассматриваемой в моем докладе тематики, то среди других направлений изучения тоталитаризма тема “Тоталитаризм и искусство” выдвинулась на одно из главных мест в современных научных исследованиях. Она с одинаковой интенсивностью исследуется как в западной, так и отечественной науке. Эта тематика изучается не только политологами, но и представителями других общественных наук: философами, историками, психологами, социологами, искусствоведами.

В предисловии к английскому изданию каталога выставки “Искусство и власть” 1996 г. известный философ и политолог левых взглядов Э.Хобсбом отмечает, что большинство режимов, представленных на выставке, порвали со своим недавним прошлым. Левые или правые – все эти режимы видели свою роль в трансформации и реконструкции общества. Общие характеристики отличали и фашистский, и коммунистический режимы от других государств. При этих режимах не только власть требовала многого от искусства, но и само искусство не могло избежать пристального внимания и контроля со стороны политической власти. Не случайно на выставке о взаимоотношениях искусства и власти в период тоталитаризма доминируют экспонаты гитлеровской Германии (1933-1945), сталинского СССР (1930-1953) и муссолиниевской Италии (1922-1945) /22/. Анализируя советское искусство того периода, авторы довольно часто ссылаются на книгу И.Голомштока „Тоталитарное искусство“ /23/.

Другое издание о взаимоотношениях между миром искусства и властью в тоталитарных режимах, - каталог выставки «Москва-Берлин», - вышло в 1996 г. на двух языках одновременно с проведением выставки в Берлине и Москве. Задачей организаторов было отображение искусства при двух тоталитарных режимах, его отношений с властью, его возраставшей зависимости и подчиненности этой жесткой и жестокой власти, предполагавшей со стороны художников, архитекторов, скульпторов, вообще людей творческих профессий лишь поклонение и безоговорочное подчинение.

В вступительной статье «Реалии, утопии и химеры в искусстве ХХ в.», известный искусствовед В.Полевой подчеркнул, что немецкое и русское искусство тоталитарной эпохи было подчинено социальным, расовым и другим императивам. Оно само возложило на себя неслыханный груз ответственности, связанной с посторонними искусству задачами перестройки мира и повседневной жизни /24/. “Сакральное“ искусство тоталитаризма увязывалось с глубоко идеологизированными творческими формами, его традиционным видам придавалось новое идейное содержание. В помещенной в той же книге статье „Расколовшееся зеркало. Картины Германии и России в ХХ веке” известный немецкий историк-славист Карл Шлёгель подчеркнул, что «нэповская Россия и Веймарская Германия в конце концов не выдержали давления кризиса и сломались под натиском сталинской „революции сверху“ и национал-социалистической революции. Золотое время 20-х годов в Веймарской республике и нэповской Советской России стало лабораторией Модерна, полем эксперимента и прорыва к новым берегам, но в действительности речь шла о невнятной попытке консолидации политических и общественных форм в эпоху “выхода масс“ на сцену истории» /25/. В заключительной статье известного немецкого писателя Мартина Вальсера исследуется вопрос осмысления в немецком массовом сознании преступлений, совершенных в нацистских концентрационных лагерях, в первую очередь в Освенциме /26/.

Первую выставку «Москва-Берлин» через десять лет продолжила вторая, которая прошла вначале в Берлине, потом в Москве. Содержание выставки отражено в двухтомном каталоге «Москва-Берлин, 1950-2000 гг.», в котором насыщенный изобразительный ряд сопровождается целым рядом интересных аналитических статей. В них отмечается, что «наша общая история в это время - история идей и идеологий», так как «для всего мира Москва и Берлин являлись географическим воплощением двух общественно-политических проектов» /27/.

Российским кураторам выставки казалось важным показать, что «с 1950-х годов СССР был уже посттоталитарным государством, в котором неофициальная культура развивалась не вопреки общественному и экономическому устройству, а благодаря ему. …Между партийно-государственной властью и гражданским обществом установился негласный договор, определявший "правила игры"» /28/.

Что касается самого понятия тоталитаризм и дискуссий вокруг него, обращают на себя внимание соображения социолога Льва Гудкова. Он знакомит читателя как с происхождением термина тоталитаризм и спорами вокруг этого, так и с современным состоянием изучения важнейшего для понимания истории ХХ века явления и отношением к нему – в сравнении - российского и немецкого общественного мнения. Гудков напоминает, что первая научная конференция по тоталитаризму состоялась в США пятьдесят дет назад, 5 мая 1953. Особых результатов она не принесла, так как осталась в тени второй, в 1954, на которой К.Й.Фридрих, суммируя разработки, накопленные за предшествующие тридцать лет, дал изложение знаменитых пяти пунктов теории тоталитаризма. Позже он дополнил и развил их в совместной с З.Бжезинским работе /29/. Вместе с книгой Х.Арендт "Истоки тоталитаризма", вышедшей ранее, их работа получила такую известность, что в университетских курсах по политологии изучение тоталитаризма стали отсчитывать именно с этого времени.

В ХХ в. не было более важной проблемы, чем проблема тоталитаризма, считает Гудков. Тематически здесь пересеклись все основные линии интеллектуального движения новейшего времени - утопии нового мира, государственного насилия, национальной консолидации, конец эпохи Просвещения и рационализма. Опыт тоталитаризма представил темную сторону реализации европейского проекта культуры, зародившегося в конце XVIII века: модерность без принципа субъективности, без ее институционализации и защиты. Уже первые аналитики, анализировавшие технологии тоталитарной власти, отмечали огромное значение, которое придавалось ею партийному строительству, идеологическому и военно-спортивному воспитанию молодежи, созданию многоуровневой системы механизмов и ритуалов социальной мобилизации, культу вождя, - всему тому, что определяло преданность режиму нового поколения, перед которым открывались шансы на невозможное ранее социальное продвижение и успех.

Крах советской системы не только не лишил смысла концепции тоталитаризма, но напротив, сделал их особенно актуальными. Теории тоталитаризма подвергались критике за их неспособность к развитию, жесткость исходного понимания тоталитарных режимов как "единого органического целого". Годы, прошедшие после краха социалистического лагеря, показали, насколько устойчивы массовые установки посттоталитарного человека.

Дискуссии о прошлом в России и Германии шли в принципиально разных направлениях. Клише антитоталитарной риторики в первые годы перестройки служили для резкой, хотя и поверхностной критики советской власти и самолегитимации реформаторов из состава прежней номенклатуры. Но вместе с другими понятиями и символическими флажками "демократов", дискредитированными в общественном мнении, эти слова очень скоро, буквально уже через два-три года, исчезли из публичной лексики /30/. По существу в России серьезной дискуссии о природе тоталитаризма не было, хотя проходили и клубные встречи, и "круглые столы", и даже научные семинары. Уже к середине 1990-х интерес в России к данной проблематике заметно ослабел, а несколько позже и само понятие "тоталитаризм" применительно к недавнему советскому прошлому, и тем более к различным аспектам практики государственного управления исчезает из общественно-политического обихода, констатирует Гудков /31/.

Суммируя факторы, которые, с его точки зрения, «позволили Германии преодолеть свое прошлое и, напротив, в России сделали этот процесс невозможным», Гудков замечает, что, во–первых, существенное значение имеют институциональные рамки рефлексии над прошлым, характер конституции. Нацистский режим в Германии, фашистский - в Италии были разрушены в ходе военного поражения, а не по внутренним причинам, как коммунистическая система в СССР. В отличие от них советское общество прошло полный цикл развития тоталитаризма - от формирования режима до стабилизации и распада, начавшегося примерно в 1970-х. Военное поражение тоталитаризма нацистского или фашистского типов повлекло за собой реализацию многоплановой социально-политической программы трансформации институциональной структуры государства и общества этих стран. Осуществление этой программы, в которой участвовали авторитетные ученые, может считаться крупнейшим успехом западной социальной мысли, заключает российский социолог.

Взаимосвязь искусства и власти при тоталитарных режимах – главная тема переведенной на русский язык книги «Тоталитаризм и авангард» французского философа и культуролога Филиппа Серса. Серс выбрал для анализа произведения таких авторов, как В.Кандинский, С.Эйзенштейн, К.Швиттерс, М.Дюшан, Г.Рихтер, М.Рэй. Он анализирует связь между искусством и тоталитаризмом. Сама тоталитарная установка с ее пониманием врага (выбирается ли на эту роль авангард, еврейство или даже христианство) выдает подход упрощающий и даже грубый. Но «опасно недооценивать проницательность и интуицию тиранов, впечатляющими примерами которых могут служить случаи Гитлера и Сталина» /32/. Так называемое «молчание стыда» касается истребления шести миллионов евреев, в том числе полутора миллионов детей. Одно из направлений современной мысли дошло до отрицания самого факта Холокоста. Применительно к Шоа убийцы пытаются утаить саму смерть мучеников. Однако этот груз невысказанного – все, что тоталитаризм стремится скрыть, истоки его собственного искусства, отношение к искусству «чужому», его анафемы – выдает природу тоталитарного лучше самых пространных речей.

Искусство нацизма и искусство сталинизма, по мнению Серса, близки по содержанию. Комментарии в каталоге „Entartete Kunst” [„Выродившееся искусство”] – организованной по приказу Гитлера масштабной выставки «дегенеративного», с его точки зрения, искусства – посвящены раскрытию «еврейского» характера современного искусства. Именно в этой формулировке следует искать подступы к смыслу гитлеризма, для которого неустранимые враги, единственные, с которыми невозможно примирение – авангардист и еврей, часто объединяющиеся в одном лице. Текст каталога выставки дегенеративного искусства призывает германцев к племенной сплоченности против сил вырождения, вызванных к жизни анархистом, большевиком и евреем. В своей речи на открытии Дома немецкого искусства в Мюнхене Гитлер заявил, что представители «дегенеративного искусства» производят «бесформенных ублюдков, идиотов, женщин, способных внушать лишь ужас, мужчин, в которых больше звериного, чем человеческого, и детей, которые, будь они обречены и дальше жить в таком же виде, следовало бы считать карой Божьей!» /33/.

Тоталитаризм основывается на пренебрежении к рядовой личности, на гипертрофии личности диктатора. Проблему тоталитаризма нельзя свести к обычному политическому анализу, считает Серс. Историко-политическая перспектива оказывается недостаточной. Сам тоталитаризм предстает искушением, кроющимся в человеческой природе. Именно такой ужасный урок можно извлечь из тоталитарного порабощения целых стран, в массовом порядке поддавшихся на соблазн ненависти и страха /34/. «Если основной характеристикой тоталитаризма является обесценивание личности, отличительной чертой авангарда - превознесение личностной уникальности» /35/.

Итак, тоталитаризм как концепция объяснения таких феноменов ХХ в. как фашизм, нацизм, коммунизм не сдает своих позиций и развивается в новых направлениях. Ее применение в современной сравнительной политологии способно давать плодотворные результаты. Систематизация данных исследований остается одной из приоритетных задач политической науки.

СНОСКИ:

* Работа выполнена при поддержке РГНФ, проект 05-03-03086а.

1. Фишман Л.Г. Постмодернисткая ловушка. Путь туда и обратно. Екатеринбург, 2004. С.5.

2. Там же. С.6.

3. Борозняк А.И. Прошлое, которое не уходит. Очерки истории и историографии Германии ХХ в. М., 2004. С. 281-294.

4. Ruck M. Bibliographie zum Nationalsozialismus. Koeln, 1995.

5. Cм., например, его ставшую классической в изучении тоталитаризма, переведенную на многие языки работу: Nolte E. Der Faschismus in seiner Epoche. Muenchen. 1963.

6. De Felice R. Intervista sul fascismo. A cura di M.A.Ledeen. Roma; Bari, 1975.

7. Некоторые итоги изучения тоталитаризма подводятся в ряде сборников и книг последнего десятилетия. См., например: Totalitarismusforschung im 20. Jahrhundert. Eine Blilanz der internationalen Forschung. Hrsg. E.Jesse. Baden Baden, 1996; Stalinism and nazism: dictatorship in comparison. Ed by I.Kershow and M.Levin. Cambridge, 1997; Nazismo, fascismo, comunismo. Totalitarismi a confronto. A cura di M.Flores. Milano, 1998; Nazisme e communisme. Deux regimes dans le siecle. M.Ferro ed. P., 1999; Gregor A.J. The Faces of Janus. Marxism and fascism in twentieth century, New Haven, 2000; etc. См. также номера журналов за 2000-е годы немецкого Института по изучению тоталитаризма им. Х.Арендт; материалы итало-российской конференции по теме «Тоталитаризм и тоталитаризмы». Totalitarismo e totalitarismi. A cura di V.Strada. Venezia, 2003. О последних изысканиях см., например: Умланд А. Современные концепции фашизма в России и на Западе // Неприкосновенный запас. М., 2003, N 3 (15). С.116-122. Об особенностях изучения нацистского периода в Германии послевоенного периода написал недавно один из лучших немецких специалистов, историк Х.-У.Тамер: Thamer H.-U. Der deutsche Umgang mit Nationalsozialismus in der Nachkriegszeit // Geschichsdeutungen in ingernationalen Vergleich. Muenchen, 2003. S.9-21.

8. Об использовании тоталитарными режимами религиозных мотивов см.: Zwischen Politik und Religion. Studien zur Entstehung, Existenz und Wirkung des Totalitarismus. Muenchen, 2003; Baberowski J. Stalinismus und Religion // Jahrbuecher fuer Geschichte Osteuropas. Muenchen, 2004. B. 52. H. 4; Религия и политика в ХХ веке. Материалы Второго коллоквиума российских и итальянских историков. Москва, 11-12 апреля 2005 года. М., 2006, в частности, мой доклад «Социализм и национализм – антирелигии ХХ в.», С. 30-57.

9. Bobbio N., De Felice R., Rusconi G.E. Italiani, amici nemici. Milano, 1996. P.55.

10. Cubeddu R. Il totalitarismo e i suoi nemici. I regimi totalitari e demonizzazione del mercato // Nuova storia contemporanea. Milano, 2000. N 5. P.32.