Письмо от Н.И. от 05.02.2013:
Ваше письмо "Борису" прочитал как всегда с большим интересом, дополнительные нюансы оценил. Замечательно, что Вы говорите о векторе развития, а не предсказываете события, т.е. Вы не предсказатель. Ведь и в 1917 г. мы могли остановиться, как Англия и США, после второй революции на либеральной модели, но не остановились, или не могли остановиться? и т.д. вплоть до октября 1993 г., когда все могло сложить по-иному. То же и теперь. И все-таки многим Ваша модель может показаться слишком жесткой, но ведь Вы не рассматриваете культурные феномены, сопровождающие тенденцию развития, а на поверхности именно они.
Дорогой Н. И.!
Позвольте отреагировать на Ваше высказывание, что я не рассматриваю культурные феномены, сопровождающие развитие, – наоборот, я рассматриваю исключительно их (но культуру прежде всего массовую, а не элитарную). Вы, может, помните из книжки: номера революций – это только формализация, а реальным механизмом, действие которого и исследовалось, являются сами акты выбора (который осуществляется в каждой из революций, подреволюций: «или-или»), а также общественная память о предшествующих национальных революциях (о том, что они были [1]). Таких двух предпосылок оказывается достаточно, чтобы построить данную теоретическую модель (и в дальнейшем пользоваться ею для прогнозов).
Вы совершенно правы: эта модель очень «жесткая». Это примерно как изображать человеческую фигуру в виде палочек и кружка, подобно детским рисункам. Однако эти «детские» рисунки позволяют в принципе правильно описывать движения и позы человека (ими пользуются, в частности, в спортивной науке; в психологии невербалики: жестов, движений; в балете). Операция абстрагирования присуща каждой науке, причем отбрасывание «лишних» сущностей всякий раз осуществляется именно до «скелета».
Так поступает и структурализм (когда, к примеру, Леви-Строс записывает пропорции, описывающие брачные отношения в первобытных обществах). Так поступают и медики. Когда известно, скажем, возбуждающее действие кофе, состоящего из целой гаммы химических соединений, ученые выделяют путем экспериментов отдельное действующее вещество (в данном случае кофеин). На таких операциях основана вся современная фармацевтика. Еще раньше, конечно, так поступала физика, отбрасывавшая «несущественные» для описания механического движения факторы (напр., состав веществ, из которых состоит тело, форму этого тела и т.д.). Такова вся сайентистская (научно-техническая) парадигма.
Совершенно то же присуще нотной записи музыки. Вы правы, подобная запись не передает всего богатства самой музыки, отчего столь важно мастерство исполнителей, интерпретаций. И каждая из великих «живых интерпретаций» не похожа на другую, а композитор записал только «схему» музыкального произведения. Но исходным образцом является, конечно, письмо, особенно алфавитное. Мы все произносим, само собой, по-разному звук «а». Но в алфавите эти разнящиеся звуки представлены одной буквой. Поэт записывает стихотворение на бумаге, а мы затем учимся читать его «с выражением». И каждое такое прочтение – нечто особое и отдельное, непохожее на другие. Даже мало того, когда перед нами с Вами один и тот же текст, мы довольно по-разному его понимаем, даже вступаем в спор между собой, как «правильно» его следует понимать. И тем не менее сам текст – это факт, задающий «каркас» любого из толкований.
Я, кажется, примерно понимаю направление Вашего «гуманитарного скепсиса» в адрес всех моделей, подобных моей. И не скажу, что этот скепсис не имеет никаких оснований. Так – особенно в ХХ в. – западная культура активно обратилась к исследованию культур с идеографическим письмом (как археологических, так и доживших до настоящего времени, в частности, традиционалистских восточных). Там «формализация» далеко не столь жесткая, как в алфавитных цивилизациях. Отчего соответствующим культурным представлениям присуща известная тонкость (на грани «неуловимости») самого типа ментальности. Наша культура обратилась также к исследованию дописьменных культур, которые еще более альтернативных западной рациональной парадигме.
Но мало того, что круг подобных явлений стал предметом исследования, это весьма существенно повлияло на сам тип нашего собственного мышления. Мы «открыли глаза и уши» на те аспекты реальности, которые столетиями, даже тысячелетиями игнорировали [2]. И совсем по-новому зазвучала критика в адрес, скажем, той же письменности (схематической формализации, которая ей присуща), т.е. «по достоинству» оценили аргументы Платона (письмо нанесло ущерб человеческой памяти) или, еще радикальнее, Руссо.
Собственно говоря, подобные негативные коннотации письма (любой формализации вообще) мы сами чувствуем едва ли не повседневно. Всякий раз, когда нам нужно перенести свои мысли на бумагу, начинаются «мучения», и мы с ужасом видим, что в печатном виде наши мысли выглядят совершенно иначе, чем в рукописи, чем в устном произнесении и, особенно, в нашей собственной голове. Получилось «совсем не то», что исходно имелось в виду.
Все это верно и важно. «Потери», которые несет с собой всякая рациональная формализация (включая алфавитную), огромны. Но движение в направлении «деформализации» – это в конечном счете десайентификация, сдвиг в сторону «нового средневековья» (мы туда все равно идем, но это процессы с циклами в столетия, а не десятилетия).
Вы правы, моя «минималистская» модель (основанная только на паре «бинарный выбор и память») не позволяет анализировать целый ряд очень важных для анализа политической картины вещей, но забавно, что из такого «куцего» набора предпосылок удается вытащить совсем немало. Для более полных объяснений потребовались бы дополнительные предпосылки.
Так, к примеру, я не могу утверждать с уверенностью, какой именно будет ближайшая подбифуркация (4.4): «революцией снизу» или «революцией сверху». Предыдущая аналогичная подбифуркация («хрущевская оттепель», 3.4) прошла в основном как «революция сверху», хотя и сопровождалась «низовыми» явлениями (события в Новочеркасске, еще, говорят, восстания в лагерях, но я этого уже не помню). Но главное тогда – изменился «дух времени»: гордость народа-победителя, который уже не так просто запугивать и обманывать, люди увидели, как живут европейцы. И национальная психология – уже не осажденная со всех сторон страна-крепость («цитадель социализма»), а мировая, имперская сила, чьи войска прошли победным маршем по враждебным столицам, «освобождая народы». Кишащие внутренние враги сменились главным образом внешними, и руководил людьми уже не только страх, а в большей мере уверенность в своих коллективных силах. Да и насмотрелись люди, кого в военное время записывали в предатели (пленных, жителей оккупированных территорий), перестали беззаветно верить в мудрость вождей (видели, сколько они напахали во время войны)…
Так что и сейчас – не знаю, хватит ли у нашего населения способности к самоорганизации, а у «независимых элит» мозгов, чтобы провести «демократизацию снизу». Честно говоря, чем больше я смотрю на то, что сейчас происходит (а ведь четвертая подбифуркация уже началась), тем больше у меня сомнений по поводу самоосознающего, самодеятельного общества. И дело даже не в том, что у нас не хватает толковых и честных мужиков, способных связно сформулировать реалистические задачи и цели. Это-то и обидно: такие люди есть, и они время от времени даже промелькивают в медиа, но на поверхности постоянно оказывается всяческая шантрапа, «интересная» (журналистам и «пиплу») своими выходками, а не разумной, деятельной квалификацией.
Не могу обоснованно судить, в чем корень проблемы. Возможно, свою роль играет даже код нашей православной культуры: слишком «созерцательной» (по-платоновски «теория»), а не здравомысленно-деятельной. Оттого если человек мыслит, то он в общественном плане практически ничего не делает (в частности, и из-за того, что неудобно «выставляться»). А у тех, кто «выставляется», с мозгами проблемы. Хотя, скорее всего, основные причины все же более стадиальные, конкретно-исторические.
Так или иначе, вариант «революции сверху» также не исключен. Тогда в очередной раз основную работу за общество сделают власти (роль общества сведется гл. обр. к «моральному давлению»: «Смотрите, коль всерьез не изменитесь, вот мы ужо вам»). Теперь вот облегчились регистрация партий и их участие в выборах, но почему-то сдается, что снова не выйдет ничего, кроме карикатуры: опять ни одна из общественных сил не сможет создать своей вменяемой, влиятельной партии. Возможно, правы те, кто говорит, что Путин создал «Народный фронт» «про запас» – как эскиз будущей лево-центристской партии, борющейся с право-центристами «Единой России» (очередной вариант «правой и левой ноги Кремля»). Но если такой сценарий осуществится, и у нас появятся две сопоставимые партии, окруженные «облаком» более мелких, то это будет настоящая подбифуркация. Возникнет какая-никакая политическая конкуренция, с более-менее равноправными условиями на выборах, парламент «оживет».
Но, как ни странно, Путин реально может прибегнуть к такому варианту только в случае, если его позиции пошатнутся (т.е. ситуация в стране несколько «раскачается»). Если бы он сейчас возглавил «Народный фронт», то практически все реальные деятели нынешней «Единой России» толпой ломанулись бы к нему (поближе к реальной власти), и «Единая Россия» по существу развалилась бы. Ну и где тогда «квазидвухпартийность»? – Тогда Путин просто пустил бы «судорогу» по стране. У него хватает квалификации не создавать искусственного хаоса.
В целом же, пока приходится с горечью признавать, что у нас по-прежнему «единственный европеец – правительство» (не в смысле, конечно, малосамостоятельного Медведева, а в смысле способности к рациональным политическим действиям). Не знаю, сумеет ли само общество в ближайшие годы выдвинуть-таки из своих рядов нечто вменяемое (новое поколение политиков – экономически, психологически независимых от властей, энергичных, обладающих необходимыми политическими знаниями и квалификацией). Если нет, то придется-таки Кремлю опять делать все самому, под вой «демократической общественности», способной только критиковать и не умеющей ничего реального предлагать.
Вообще же, когда у нас начинаются попытки предпринять какие-то «прогрессивные» шаги, «как в Европе», вылезает какая-то волосатая невнятица. Таковой мне кажется, к примеру, закон о борьбе с курением. Нашли самое подходящее время (страна вступила в стадию политических перемен) и место! Если закон начнет действительно работать, а не останется чисто «бумажным», то он может сыграть ту же роль, что горбачевская борьба с пьянством. Сейчас большинству «простых» людей по большому счету наплевать на политику, но если курево радикально подорожает и людей начнут реально штрафовать за курение даже в подъездах и забегаловках, то у наших десятков миллионов курильщиков возникнет реакция: «Вы что, вообще охренели?». При этом реальных противников курения (даже среди некурящих) у нас в стране всего горстка (не более, чем вестернизированных феминисток, «зеленых», правозащитников). Не случайно в рамках Таможенного союза радикальному повышению акцизов на сигареты отчаянно сопротивляются Назарбаев и Лукашенко. Дело не в том, конечно, что их будто бы купило табачное лобби, как их в том обвиняют. Они просто не хотят выступать в своих странах в роли унтер-офицерской вдовы, которая сама себя высекла. Зачем пилить сук электорального «молчаливого большинства», на котором ты сам сидишь?
Так же на основании моей модели я не могу дать уверенного ответа на такой актуальный для нас вопрос, что произойдет с образованием и наукой в результате бифуркации 4.4. С одной стороны, казалось бы, коль социальная база будущего режима расширится за счет «креативного класса», со значительной долей интеллигенции, то тут-то и должны обратиться, наконец, лицом к культуре. Но на другой чаше весов, похоже, более весомые факторы. Отечественная интеллигенция, как мы помним, в целом активно поддерживала демократические перемены 20-25-летней давности. Затем к власти пришла «интеллигентная» гайдаровская команда и нанесла сокрушительный удар по науке и образованию, опустив их ниже плинтуса. Последующие политически правые же преемники курс успешно продолжили. Либералы страдают гипертрофированным экономизмом мышления, причем считают только ближайшую выгоду (остальное, мол, расставит по местам «невидимая рука рынка» – вот и расставила). Мягко говоря, нет уверенности, что очередная либерализация (4.4) не окажется аналогичным сдвигом. Нельзя ориентироваться на мнения главным образом той части интеллигенции, которая «успешно встроилась в рынок»: известных журналистов, режиссеров, писателей… К ним духовная жизнь страны не сводится, даже – осмелюсь предположить – какой-нибудь асоциальный маргинал Перельман сделал для национальной и мировой культуры намного больше, чем суперзнаменитая Ксюша Собчак. Когда проект «демократизации» 4.4 сработает, совсем не удивлюсь, увидев эту вездесущую креативицу во главе одного из федеральных каналов, а не то и министерства культуры. Как говорится, why not, прогресс торжествует.
Не помню, говорил ли я Вам, что я действительно рад, что мои политологические схемы не пользуются широкой общественной популярностью. Политикой испокон веков движут эмоции, страсти или же идеологизированные мнения (а всякие идеологии густо замешены на эмоциональном выборе: «нравится или не нравится»). Поэтому-то моя модель основана на анализе хотя и рационального, но бессознательного. Фактор бессознательности тут ключевой, это само условие работоспособности модели. Оттого перед тем, как сесть за текст «Числа и культуры», меня мучил следующий вопрос. Ведь если люди в массе узнают об «автоматизме» своего коллективного поведения, то, осознав его, смогут его в значительной мере преодолеть, тем самым нарушив его рациональную справедливость. Ситуация немного сродни с психоаналитическим осознанием индивидом собственных комплексов. Пока комплекс не осознан, он в значительной степени руководит поведением человека, заставляя его на разные лады повторять по сути одно и то же, т.е. делает это поведение «автоматическим». Но когда комплекс осознается, у человека появляется возможность его преодолеть, освободиться от его «механической» власти. Но я быстро успокоился по поводу подобной опасности для модели: массовый человек никогда не пожертвует своими эмоциями ради какой бы то ни было рациональности. Эмоции – всегда «свои», они захватывают душу человека целиком, тогда как для включения разума требуется определенная отстраненность. Ну разве можно представить себе рационально мыслящую толпу?
О психологии стадности много написано, и, по Юнгу, 10000 собравшихся вместе образованных и умных людей обладают вместе интеллигентностью крокодила (вообще-то, вернее было бы – стада приматов). Так что в рамках эпохи масс (а мы в ней, конечно, до сих пор пребываем) нет ни малейшей опасности утверждения осознанной политической разумности.
Помню, в 1988-89 гг., когда я выступал в разных «научных» местах с прогнозом, что в ближайшее время в стране сложится в основном четырехпартийная система, в которой заметное место будут занимать коммунисты, на меня смотрели, как на зловредного таракана. Одних (ортодоксальных сторонников коммунистов) не устраивало, что КПСС потеряет свою монополию (ну, это ладно, что взять с «твердолобых» коммунистов, мы к ним привыкли в советские времена). Идеологически же противоположная сторона с яростью твердила: «Коммунистов нужно подвергнуть Нюрнбергскому трибуналу. После их преступлений им нет места на земле». – «Хорошо, хорошо», – пытался возражать я, – «Я согласен с Вашей моральной оценкой, но ведь модальность моего исследования совершенно иная. Я говорю не о том, что нужно, или должно, делать в политике, делайте то, что считаете нужным. У меня же речь о том, что будет реально. Есть определенные предпосылки модели, есть логические выводы из них. Если Вы не согласны с конечными заключениями, то должны указать либо на ложность исходных посылок, либо на нарушения логики». В ответ – только еще большая ярость.
В принципе сходные вещи постоянно повторяются и теперь, когда я вступаю в диалог с представителями различных идеологий. Единственная разница – что ныне кипят все же не столь буйные политические страсти, как четверть века назад, так что агрессии в среднем стало поменьше. Господствующая иррациональность в политике приносит мне заметное удовлетворение: все в порядке, значит, моделям типа моих пока ничто не угрожает.
07.02.2013
СНОСКИ